Последний трамвай
Шрифт:
Мише было нехорошо. Он слышал, как двое из кухни прошли в зал. Миша посмотрел на себя в зеркало. Долго, внимательно посмотрел. А что, если это он умрет через полчаса?.. Вдруг, через полчаса он перестанет быть человеком?.. Уже навсегда перестанет... А что делать? Какой выход?.. Миша тоже пошел в зал.
– Где ты был?
– Спросила его Марина.
– Я... это... там был.
– Миша неопределенно махнул рукой.
– Что, что-нибудь случилось?
– Нет, ничего.
– Сейчас будешь кофе пить? Будешь пить кофе с нами?
Миша кивнул. Скорее машинально.
– Идем на кухню. Поможешь
Он испытал странное ощущение, оказавшись впервые на этой кухне. Ведь несколько минут тому назад здесь, именно здесь, произошли те самые два жутких разговора между бейтаровцем Артуром и маленькой девушкой. Миша застыл, увидев календарь на стене. С календарной картинки смотрел страшный и злобный тигр. Животное оскалилось на Мишу всею своею пастью, словно готовилось немилосердно проглотить его. Свирепая морда тигра сейчас показывала что-то безжалостное и неумолимое; может быть, так выглядит Рок как его понимали древние греки - страшный могучий Рок, перед которым трепещут даже бессмертные эллинские боги.
Марина достала из сервиза чашки.
– Неси их в зал... Хотя нет. Подожди.
Она вынула торт из холодильника. Разрезала его на аккуратные одинаковые куски.
На кухне появился Артур. Он поставил на стол бутылку водки.
– Кошерная.
– Сказал серьезно.
– А не кошерной ты брезгуешь?
– Марина засыпала кофе в большую кофеварку на газовой плите.
– Я ничем не брезгую.
– Ответил Артур без тени иронии.
– Но кошерная лучше. Для нас, для евреев.
– Тогда меня это не касается.
– Тебя - да.
– Марина, - сказал Артур.
– Можешь оставить нас? Хочу выпить с мужчиной.
– А Гена?
– Марина вкладывала чашки одна в другую.
– Он женщина?
– Он - педик.
– Ответил Артур.
– Это хуже, чем женщина.
Марина взяла чашки и унесла их в зал. Артур достал из буфета два граненных стакана, поставил их на стол. Плеснул водки в один и в другой.
– Давай.
– Сказал Артур, поднимая стакан.
– Выпьем за то, что я тебя не убил.
У Миши отвисла челюсть.
Чего?.. Так, значит, он не ошибся? Артур - и есть тот снайпер? Руцкист-бейтаровец?
Артур ухмыльнулся жестко.
– Че бледнеешь? Ты, ведь, узнал меня...
– Но...
– Миша покачал головой.
– Ты, ведь, израильтянин, ты - из "Бейтара"...
– Да. И что? Тут, в Москве, много наших ребят. Снайперы-одиночки, которые ментов втихоря валили - думаешь, это из тех, кто за Руцкого и Хасбулатова?
Артур холодно заулыбался.
– Иди, статью накатай в "Правду" - гонорар получишь. Хотя, чо это я?.. "Правду" закрыли. В "Комсомольскую" тогда напиши. Но эти не напечатают. В "Комсомолке" наши люди сидят.
Вошла Марина. Она помешала ложкой содержимое кофеварки.
– Последите за кофе. Хорошо? Чтоб он не сбежал.
– Последим.
– Артур кивнул.
Марина унесла торт.
– Пей давай.
– Артур придвинул Мише стакан.
Они молча чокнулись. Миша водку не любил. Выпил он с напряжением, морщась. Артур достал из холодильника тарелку, где горкой лежала нарезанная копченная колбаса, и протянул Мише.
– Зажуй.
Кофе поднялся густой,
Артур налил по третьей. Марина пришла из зала.
– Давайте кофе пить. Все готово уже. Гена с Верой ждут.
– Сейчас.
– Артур кивнул.
– Последнюю выпьем.
Он поднял стакан. Чокнулись и залпом выпили. Появилась Марина.
– Ну? И долго так?
Артур сунул в рот кусок колбасы.
– Идем.
Миша хотел взять два куска - колбаса была вкусная, но передумал и взял один.
Гена уже ел торт. Вера (это и была та самая маленькая невзрачная девушка) сидела перед столом и смотрела в чашку с кофе. Миша, усаживаясь, думал о том, что все это очень похоже на странный дурной сон. Дурная компания (Миша глядел на Артура), дурные обстоятельства и если он умрет сейчас, то дурнее конца не придумать. А если умрет Марина?.. Миша с тоской и с жалостью посмотрел на нее.
Марина разложила каждому, включая себя, по куску торта, разлила кофе.
– Ты учишься?
– Спросила она Мишу.
– Работаешь?
– Учусь. В МГУ, на первом курсе, на экономическом.
– А я МГУ закончил.
– Сказал Гена.
– Философский только. Теперь самое время из страны мотать. Куда - еще не решил, но думаю, вырвусь...
– Конечно, вырвешься, - сказал Артур.
– Философы везде требуются...
Гена бросил на него злой взгляд.
– ...Правда, вот, в канадское, в американское подал - не хотят брать.
– Взятку дать нужно.
– Марина посмотрела на него.
– У меня знакомые, семья, пятьдесят тысяч в канадском дали кому-то - в Торонто сейчас живут.
– Взятку надо знать, кому давать. Просто так не придешь, не сунешь.
– Логично.
– Скажи им, что ты скотоложник.
– Предложил Артур.
– Серьезно. Попробуй. Они таких любят. Все говно к себе гребут. Скажи им, что тебе статья грозит - "Развратные действия в отношении крупнорогатого скота". Скажи, что на Колыму хотят сослать. В кандалах.
– Запад - это оплот справедливости.
– Сказал Гена, убежденно глядя на свой кусок торта.
– Здесь справедливости нет, там есть. На Западе люди сыты, одеты, обуты. И отношения между людьми там совсем другие. Там человек человеку - это человек, а не скотина.
– Ты был на Западе?
– Спросила Марина.
– Нет, но я в фильмах видел.
– Так, что ж они тебя не возьмут - если такие справедливые?
– Это сказал Артур.
Гена посмотрел в скатерть.
– Посольства виноваты. Там - сволочи все, русские сволочи. Я, когда заходил в посольства эти: понять не мог - все кругом по русски базарят. Понабрали русских - вот те и делают, что привыкли: произвол, бюрократия, взяточничество. Но американцы - не такие! И канадцы тоже. Они не знают, что в посольствах творится. На Западе любой честный человек может смело правду сказать. Там люди чище нас гораздо. Внутри чище. У нас воспитание коммунистическое. Или православное, что без разницы. Нам, каждому, надо лет по пятьдесят прожить на Западе, чтобы излечиться. И не общаться там ни с кем из русских. Русскость - это зараза, болезнь тяжелая. В нас, в каждом, православный коммунист-фашист сидит.