Последний ученик да Винчи
Шрифт:
Голос Николая прозвучал спокойно, даже равнодушно, но разноглазый человек своими обостренными от бессонницы и нервного напряжения чувствами уловил таящийся в глубине его души страх. Он интересуется, долго ли я здесь пробуду. Он не просто интересуется.
Он беспокоится. Он боится.
Страх несовместим с искренним служением Повелителю. Страх — удел слабых, удел тех, кто ничего не видит за тусклой оболочкой обыденного, тех, кому не дана высокая сущность видений., больше того — страх опасен… Не
— Спасибо, брат, — вполголоса проговорил худой мужчина и поднял на Николая свои глаза один карий, точнее — янтарно-желтый, второй густо-зеленый, как полуденное море.
— Спасибо, брат, — повторил он, мягко и легко поднимаясь на ноги. — Повелитель воздаст тебе сторицей за твое верное служение.
— Я служу Ему не за награду, — Николай смущенно потупился. — Я служу Ему по зову сердца…
"Как бы не так! — раздраженно подумал разноглазый. — Он слишком многим обязан нам…
Когда у них в стране все разваливалось, когда одни люди создавали на руинах огромные состояния, а другие разорялись и гибли, мы помогли ему. Именно нам он обязан своим сегодняшним благополучием… По зову сердца" надо же…"
Он шагнул навстречу Николаю, осторожно взял из его руки прозрачную папку с документами, положил ее на стол. Встретился с его глазами, словно притягивая, впитывая его взгляд.
И прочитал в этом взгляде готовность предать. Предать от страха, от пустоты, от бессилия.
Николай вздрогнул, попятился. С его удивительным гостем происходило что-то странное, что-то удивительное: его разноцветные глаза вдруг утратили свой цвет, стали прозрачными, как талая вода, и такими же холодными…
Николай еще немного отступил и почувствовал спиной стену.
— Почему.., за что… — пробормотал он трясущимися от страха глазами. — Ведь я служил вам.., верно служил…
— Ты служил нам, — повторил гость, — и поэтому тебе будет дарована великая милость.
Самая великая милость, которая может быть дарована смертному: легкая, безболезненная смерть.
Он протянул вперед свою легкую, сухую, как ветка высохшего дерева, руку и едва коснулся горла своего гостеприимного хозяина. Тот тихо ахнул и мешком рухнул на мягкий ковер. Глаза его подернулись бесцветной пленкой забвения и уставились в потолок, будто Николай прочел там какие-то пылающие письмена.
Его гость опустился на одно колено и сухими холодными пальцами закрыл эти глаза.
— Hoc немного тоньше, — озабоченно проговорил отставной военный, вглядываясь в экран монитора, — и с небольшой горбинкой. Да, примерно такой.., уши меньше.., плотнее прижаты к голове.., нет, не такие, снизу закруглены.., вот это больше похоже…
Он уже второй час сидел рядом с сотрудником службы безопасности за компьютером, пытаясь создать фоторобот,
— Теперь волосы. — На экране появилась одна прическа, другая, третья…
Сзади тихо подошел Евгений Иванович Легов и заинтересованно уставился на экран. Постепенно проступавшее там лицо показалось ему знакомым.
— Костя, поменяй подбородок, — попросил Легов своего подчиненного, — поставь более закругленный.., вот так.., теперь углуби носогубную складку…
— Вот, это он! — радостно воскликнул ночной дежурный. — Точно, он! Как живой получился!
— Вы уверены? — на всякий случай переспросил Евгений Иванович. Он сам не верил в такую удивительную удачу.
— Он, он самый! — уверенно подтвердил отставник. — Теперь просто одно лицо!
— Распечатай, — коротко распорядился Легов.
— Сколько экземпляров? Штук двадцать, чтобы раздать всем нашим ребятам?
— Нет, одного экземпляра достаточно. Только для меня.
Сложив вдвое листок с распечаткой фоторобота, он вышел из кабинета и поднялся на второй этаж.
— Как дела, Дмитрий Алексеевич? — самым нежным голосом проворковала Маша по телефону. — Как продвигается ваша работа?
Нынешним утром она решила, что глупо дуться на этого реставратора, помешанного на работе. Глупо язвить, он все равно ничего не заметит. В конце концов, Маше тоже нужно, чтобы он помог ей исключительно по работе.
Стала бы она интересоваться этим типом просто так! Да вот еще, очень надо! Сорок лет, а то и больше, одежда немодная и сидит мешковато, да еще всегда в рыжей шерсти от кота. Вечно витает в эмпиреях, не видит, что происходит у него под носом. Ему ближе какой-нибудь шестнадцатый век, чем нынешнее время, во всяком случае, он лучше в нем ориентируется.
В общем, полное ископаемое.
Но он обещал Маша эксклюзивное интервью. Сейчас он оказался в самом центре событий с картиной. И уж если волею судеб, их дорожки пересеклись, то Маша своего не упустит. Это интервью может стать переломным моментом во всей ее журналистской карьере.
— Дмитрий Алексеевич, дорогой, вы меня не забыли? — Она решилась добавить в голос чуть больше интимности, — Как бы я мог забыть, если мы расстались только вчера? — весело откликнулся Старыгин.
— Есть новости?
— Ну, я раскопал кое-что, так что если вы не слишком заняты…
— Я еду!
Старыгин положил трубку и поймал себя на том, что улыбается.
Маша появилась через сорок минут, чудом ей удалось миновать все пробки.