Последний ученик да Винчи
Шрифт:
Старыгин какое-то время молчал, из темноты доносились только его дыхание и негромкий шорох.
— Эй, вы где! — окликнула Маша товарища по несчастью. — Вы еще здесь?
— Куда я денусь? — пропыхтел мужчина. Пытаюсь понять, где мы находимся.., ознакомиться с нашей мышеловкой, так сказать, на ощупь…
Неожиданно горячая мужская рука дотронулась до Машиной щеки. Девушка почувствовала странное спокойствие. Несмотря на то что она была в безвыходном положении, в темной подземной тюрьме, и не имела никакой надежды выбраться отсюда без посторонней
Но он отдернул руку и в смущении проговорил:
— Ну, это точно не стена!
Маша хотела сказать ему что-то обидное, но вдруг Дмитрий Алексеевич радостно воскликнул:
— Вот это везение! Кажется, наш фонарь тоже здесь! Если он не разбился, это будет просто чудо!
Раздался негромкий щелчок, и Маша на какое-то мгновение ослепла от залившего помещение яркого электрического света.
Как только глаза привыкли к этому свету, она огляделась.
Это был действительно каменный мешок — узкая и тесная камера, стены которой уходили метра на три наверх, туда, откуда они свалились, ступив на поворачивающуюся плиту. Пол камеры был завален каким-то тряпьем, которое смягчило их падение. Старыгин полусидел совсем рядом с Машей, привалившись спиной к стене, и смотрел на нее странным, виноватым и вопросительным взглядом.
Он опустил глаза и удивленно проговорил:
— А это что такое?
В руке у него была старая потрепанная тетрадь, та самая тетрадь, которую Машин отец привез ей в аэропорт. Дневник ее деда. Видимо, при падении дневник выпал из-под ремня джинсов, где Маша держала его после случая в папском доме.
Она не успела остановить Старыгина. Тот уже раскрыл дневник и удивленно проговорил:
— Здесь стоит имя Арсения Ивановича Магницкого, вашего деда!
— Да, это его дневник, — отозвалась Маша.
— Так он был у вас все время? — Старыгин удивленно посмотрел на девушку.
— Да, был, — огрызнулась она. — Я что — должна рассказывать вам о каждой своей вещи, о каждом шаге?
— Нет, конечно, — Дмитрий Алексеевич ничуть не смутился. — Но эти записи касаются его пребывания в Риме… Возможно, они могли бы нам помочь…
— Все равно я не смогла их прочесть, кроме нескольких первых строк. — Маша почувствовала неловкость из-за своей вспышки. Она сама не понимала, что с ней происходит: Старыгин то привлекал ее, то раздражал и отталкивал.
Ей хотелось то нагрубить ему, то приласкать. И очень хотелось еще раз прикоснуться к его колючей щеке…
— Можете попробовать сами, — проговорила она после неловкой паузы. — Может быть, у вас это получится. Хотя, конечно, сейчас не самый удачный момент для того, чтобы заниматься расшифровкой дневника двадцатилетней давности!
— Вы правы, — согласился Старыгин. — Хотя никакого другого занятия я не могу придумать.
Разве что делать на стене зарубки, отмечая каждый прожитый
— Вряд ли. — Маша подняла голову, бросив взгляд на теряющийся в темноте потолок камеры. — Боюсь, что тот, кто подстроил для нас .эту ловушку, очень скоро объявится. Хотелось бы знать, какие у него планы относительно нас.
Ей вдруг очень захотелось есть. Она вспомнила уютную трапезную папского дома и замечательную монастырскую пищу, простую, но очень вкусную, и сглотнула слюну.
Старыгин не нашел, что ответить, и на какое-то время замолчал, внимательно осматривая стены каменного мешка. Внимательно, но безрезультатно.
Стены эти были, как ни странно, очень ровными, без выступов и углублений, так что вскарабкаться по ним не удалось бы даже хорошему альпинисту.
— Давайте я попробую подсадить вас, — предложил он Маше. — Может быть, выше удастся найти в стене выступ и дотянуться до потолка. Он поворотный, и вы, возможно, сможете выбраться отсюда…
— Вряд ли из этого что-то выйдет, — Маша стояла, запрокинув голову. — Кроме того, наверху, возможно, нас уже поджидают. Хотя… вы видите, там, выше, в стену вделана какая-то плита.., кажется, на ней что-то написано… ч Может быть, это нам поможет?
Старыгин подумал, что лучше делать хоть что-нибудь, чем сидеть на полу камеры и дожидаться неизвестно чего. Он встал возле стены и сложил руки в замок, тем самым превратившись В живую лестницу. Маша вскарабкалась ему на плечи, оперлась о стену и осветила фонарем почти сливающуюся со стеной каменную плиту.
— Здесь какие-то знаки, — сообщила она своему спутнику, — надпись, выбитая в камне маленькими клинышками! г — Что-то вроде ассирийской клинописи? заинтересовался реставратор. — Откуда это могло здесь взяться?
— Понятия не имею… А еще какое-то круглое углубление, небольшое и очень ровное…
Вы знаете, по размеру оно точно подходит для…
— Для чего? — переспросил Старыгин, запрокинув голову.
— Стойте спокойно! — прикрикнула на него Маша. — А то я свалюсь!
Повинуясь неожиданному побуждению, она вытащила из-под рубашки пентагондодекаэдр и вложила его в круглое углубление.
Внутри стены раздался скрип, какой издают ржавые, давно не смазанные ворота, и плита отодвинулась в сторону, открыв темный глубокий лаз. В последний момент Маша успела вытащить пентагондодекаэдр и спрятать обратно под рубашку.
— Что там? — удивленно окликнул ее Старыгин.
— Свобода! — откликнулась Маша, подтянувшись и скользнув в темный проем. Развернувшись внутри него, она выглянула наружу и подала Старыгину руку:
— Давайте сюда!
Он крепко схватил ее за руку, напрягся и попытался дотянуться до края лаза. Маша уперлась коленями в пол, собрала все силы и потянула на себя. Еще несколько секунд предельного напряжения, и Старыгин ухватился обеими руками за край проема. Дальше дело пошло, и вскоре он уже лежал рядом с Машей на полу узкого коридора, уходящего в неизвестность.