Последний воин
Шрифт:
— Засыплют стрелами, а потом вперёд бросят волчью кавалерию — и вся наша средняя конница останется без коней, — пробормотал кто — то из офицеров Готорна. — Вон, смотрите…
Всадник — из йотеод — выскочил на равнину. Он проделывал с конём умопомрачительные трюки, крутил, высоко бросал и ловил пику — и не переставал выкликать на поединок любого желающего. Неколько минут казалось, что вызов останется без ответа — даже вастаки не стреляли. Но потом в строю врагов произошло длинное слитное шевеление — и появился морэдайн на сером коне. Он вскинул копьё и молча поскакал навстречу йотеод.
Под усилившимся дождём осталось лежать тело убитого. Его конь бродил рядом, встряхивая головой, касался ею мёртвого хозяина.
— Плохое начало, — сказал ещё кто — то. Готорн зачем — то поймал на кольчужную ладонь несколько капель и повернулся к офицерам:
— Эсгар.
Подошёл командир эльфийских лучников — высокий синдар без шлема, с волосами, украшенными перьями и заплетенными в уложенные венцом косы.
— Я слушаю тебя, сенешаль.
— Поднимитесь на холмы, — голос сенешаля был резким. — И бейте вастачьё… — он оглядел офицеров и усмехнулся жёсткой улыбкой: — Дождь. Сейчас мы посмотрим, как плоскомордые будут стрелять… Панцырники на фланги, волчатников смять и гнать на остальных орков, а всех вместе — в лес. Кардоланские лучники — в резерве. Средняя конница — за тяжёлой, обойти и взять в кольцо холмовиков. Тяжёлую пехоту в строй, холмовиков раздавить. Наш день! Сигнал!..
…То, что произошло, Гарав понял позже. А в тот момент он — спешившись — стоял в строю одной из сотен и ждал. Он не понимал, что можно сделать в такой ситуации — а вот то, что выходить и разворачиваться для боя под ливнем стрел вастаков и под угрозой атаки орков было самоубийством. Это он тоже понимал. А вот Эйнор понимал ещё что — то… во всяком случае он поглядывал на небо. Какое у него там было лицо под шлемом — не понять. Фередир был рядом с ним — это выглядело обидно, но Гарав понимал, что пока из него конный воин всё ещё плохой, а Фередир справится и один.
Щит у Гарава был за спиной, а копьё он держал обеими руками. Первая настоящая битва приближалась, а он не понимал, что происходит. Люди вокруг молчали… не все, кто — то переговаривался, кто — то даже напевал.
И вдруг взвыли рога. Несколько, взвыли угрюмо и мощно. А дальше…
…Да, он понял позже. А тогда стало не до мыслей.
Эльфийские лучники и в обычной ситуации стреляли дальше, чем вастаки. И точнее. А теперь… дождь был не страшен их лукам в отличие от луков вастаков. И, когда сверху — эльфы метали стрелы навесом, не целясь, только как можно быстрее — на легко защищённых вастаков рухнул страшный дождь.
Гарав сперва не понял, что это такое. Он просто закрутил головой, слушая тихий, неясный — но в то же время заполнивший всё вокруг — шелестящий звук, перешедший в волну нараставшего свиста. А потом — потом вастаки стали падать. И они сами. И их кони. И все вместе.
Каждый эльф выпускал двенадцать стрел
…Наклонившиеся стяги подали сигнал. Мимо разошедшейся пехоты пролетали всадники — тяжело скакали панцырники, сразу на равнине выстраиваясь в два клина, следом, тоже делясь на два потока, но не столь чётких, мчались средние — кардоланцы и гондорские йотеод.
— Выходить, строиться! — заорал Эйнор, и за его спиной стяг наклонился, указывая направление.
Тяжёлая пехота поползла на равнину, смыкая щиты в тангайл — аналог древней славянской «стены». Гарав резко выдохнул и зашагал тоже…
…Впереди была каша. Полная. Она даже бурлила — шевелились те, кто был жив. Вастаки, не выдержав обстрела и вдруг поняв, что они фактически безоружны, а их сабли и копья не смогут ничего сделать ни с тяжёлой конницей, ни даже с идущей и безнаказанно строящейся на ходу пехотой.
«Вперёд, вперёд!» — завывали рога.
Вастаки поняли и то, что стоящие позади них холмовики — они смыкались крепче — их не пропустят. И тогда весь вал уцелевшей конницы рухнул на фланги своей собственной армии.
На фланги — сталкиваясь с волчьими всадниками.
И на эту мешанину — на плечах вастаков — обрушились тяжёлые конники…
…Там, где только что стояла армия, вчетверо превосходившая численностью армию Готорна, остались две тысячи холмовиков, кучка морэдайн с оруженосцами (они так и стояли на холме, словно тут ничего и не происходило) — да несколько сотен пеших орков, которые сумели понять, что рядом с людьми у них есть шанс, а в бегстве, даже в бегстве в лес — нет. Даже сейчас их было втрое больше, чем наступающих тяжёлых пехотинцев. Но ни холмовики, ни тем более орки не умели держать настоящий строй.
На приближающихся мордах орков Гарав видел страх. На лицах холмовиков — отчаянье.
Он засмеялся. Громко, смех перешёл в вой независимо от его желания. А потом лопнул криком — истошным и вибрирующим, первым боевым кличем в этой атаке:
— Дагор, Кардолан!
Крики «дагор!» и «загарадун!» смешались в рёв. Тяжёлая пехота перешла на тренированный бег — щит к щиту, линия копий словно бы летела впереди.
Гарав крепче перехватил копьё — обеими руками. Пошевелил плечами — щит плотно висел за спиной. Толчок страха — резкий, от которого вспотело всё тело — был последним, дальше бояться уже некуда; вот они!
Схватка йотеод с северянами — _Пьер_Жубер._
Удар в щит тупьём, переворот — укол в горло — фонтан крови; древко под ятаган, толчок — укол в горло — снова кровь… Удар тупьём в колено, рубящий — сбоку по шее… Гарав работал копьём, как триста лет работали штыком его предки, наводя ужас на орды и тьмы, батальоны и полки, на дикарей и цивилизованных врагов. Это была та самая русская штыковая, которой никто не мог выдержать — и никто не сможет выдержать никогда. Гарав демонстрировал неожиданную скупую и страшную эффективность движений — соединив то, что умел Пашка, с Пашкиной же наследственной памятью — и с тем, чем его научили уже здесь. Такого боя копьём тут ещё не видели.