Последний Завет
Шрифт:
– Нет.
– Она вышла?
– Она вернется за нами.
Видимо, Клайд на время своего отсутствия возложил заботу о детях на любовницу. Но для чего укрывать этих детей? Куда она ушла? Натан пытался узнать побольше, но девочка ему не доверяла. Все люди были зачислены в разряд злых, за исключением Нейвы и Клайда. Клайд заразил и их своей паранойей.
– Пятнадцать тысяч сто двадцать четыре! – объявил Томми.
До этой минуты агрессивный аутист не произнес ни слова. Потому-то его внезапное сообщение заинтересовало Натана.
– Чего пятнадцать тысяч сто двадцать четыре?
Он
– Он насчитал пятнадцать тысяч сто двадцать четыре секунды, с тех пор как мы поднялись на чердак.
Томми, словно ходячие часы, постоянно подсчитывал секунды. Получается, на чердаке их спрятали чуть больше четырех часов назад, то есть примерно за час до его прихода. Но по какой причине? Расспрашивая Джессику, он узнал, что Нейва приказала им подняться на чердак, когда постучали в дверь. Такое указание дал ей Клайд. И им велено было сидеть тихо-тихо, пока Нейва или Клайд не попросят открыть люк. Натану понадобилось двадцать минут, чтобы вытянуть эти сведения из девочки. В отличие от Боумана он не умел выуживать сведения у детей.
– А родители ваши, они какие – добрые или злые?
Томми что-то заурчал. Джессика одним взглядом успокоила его.
– Они командуют злыми.
Можно ли верить словам маленькой девочки, которой Боуман основательно промыл мозги? Нейва должна была скоро возвратиться, и Натан рассчитывал с ее помощью основательно расширить полученную информацию.
14
– Ну все, я ухожу.
Элмо Сандерс глянул на часы, показывавшие без десяти пять, и без малейших угрызений совести покинул свое рабочее место. Дуайт Мюллер, его старший коллега, поднял взгляд от кипы писем, пришедших со всех концов Соединенных Штатов.
– Уже?
– Довольно для каждого дня своей заботы. [2] Это еще Иисус сказал.
– С чего это ты цитируешь Христа? – удивился Дуайт.
– Как-никак впереди три дня Рождества.
– Ты что, читал Евангелие?
– Нет, но я видел об этом передачу по телеку. Так там получается, что все чудеса, непорочное зачатие и все прочее – чушь собачья.
– Не надо богохульствовать.
– Так это не я придумал. Историки считают достоверными только две вещи: что Иисус существовал и что его казнили. Остальное все придумано, копии копий обрывков истлевших папирусов.
2
Мф. 6, 34.
– Но, однако же, ты цитируешь Евангелие.
– Так же, как цитирую Клинта Иствуда, который говорит в одном из своих фильмов: «Мудрый человек знает свои пределы». А мой предел – шестнадцать пятьдесят. И я как добрый христианин, добрый киноман и мудрец говорю «стоп» этому вонючему дню. И со всех ног бегу завершить это воскресенье в кругу семьи.
Элмо и Дуайт работали на сортировке почты в городке Норт-Пол, то есть Северный полюс, штат Аляска. В городе Санта-Клауса. В декабре маленькие американцы присылают тысячи писем, а на ответах им стоит штемпель населенного пункта, расположенного в пятнадцати милях от Фэрбэнкса. Здесь у Санта-Клауса не
Во владениях Санта-Клауса, он же Санта-Корп, один лишь Элмо презрительно относился к нему. Кстати сказать, он это растолковал и своему сыну: Санта-Клауса не существует. Точно так же, как Джека О'Лантерна или Рональда Макдоналда. Это все персонажи, придуманные с одной-единственной целью: заставить родителей раскошелиться и набить карманы торговцев.
У его коллеги, который был старше его на тридцать лет, производительность была ниже, но выносливости побольше. Вопрос профессионального стажа и крепости позвоночника. А у Дуайта с годами позвоночник приобрел особенную гибкость.
– Запиши их на мой счет, – бросил Элмо.
– Что записать?
– Ну ты же заметишь мне, что осталось еще десять минут тут коптить.
– Правильно.
– Мне их вполне хватит.
– На что?
– Чтобы от твоего имени поцеловать жену и сына.
– Правильно, поцелуй их от меня.
– И я буду осторожен.
– Да уж, Элмо, будь осторожен на дороге.
Сандерс забавлялся тем, что угадывал наперед реплики коллеги, который уже столько лет повторял одни и те же общие фразы.
«Ты станешь таким же, как он», – нашептывал Элмо внутренний голос.
Он надел меховой полушубок, непромокаемую ветровку, шлем и горнолыжные очки. Снял брезент со снегохода и вступил в морозный туман. От почты до дома, который он снимал на окраине Норт-Пола, езды было пятнадцать минут. Но сегодня скверная видимость не позволяла установить рекорд скорости. Едва он вышел из сортировочного пункта, очки тут же покрылись изморозью. Элмо остановился на обочине у ограды, наполовину засыпанной снегом, быстро прочистил стекла, снова надел очки. Сквозь стекла на него смотрели два глаза!
Он испуганно вскрикнул и попятился, чтобы увидеть, кому принадлежит лицо, возникшее перед ним. Но увидел он лишь повязки, вздувшиеся какими-то нелепыми буграми. Элмо врезал ногой этой мумии и повернул ручку газа. Снегоход взревел и рванул вперед. А Элмо шлепнулся задом в снег, и над ним нависло это чучело, обмотанное повязками. И он понял, что этот дерьмовый день – последний день его жизни. Он не увидит ни жену, ни сына. Жалкая перспектива стать под конец жизни таким же, как Дуайт, обратилась в недостижимую мечту.
Мумия протянула ему руку, словно собираясь помочь встать. Элмо изо всех сил ухватился за нее, поднялся и второй рукой нанес молниеносный удар туда, где должна быть челюсть. Кулак как будто наткнулся на воздушный шар. Элмо, не глядя, что произошло с мумией, бросился к упавшему снегоходу. На бегу он споткнулся и свалился носом в снежную пыль. Рядом раздались шаги, он стиснул зубы, ожидая, что сейчас его прикончат, но услышал рев двигателя. Мумия уехала на его снегоходе.
Иисус учил отвергнуть все суетное и радоваться жизни. В этот вечер Элмо Сандерс внезапно уверовал в Бога.