Последний жрец богини Лу
Шрифт:
Она коротко взмахнула клинком и мы оказались в том моменте, когда Лу напала на меня. Я стоял в углу комнаты, рядом с богиней, все еще облаченной в платье, и смотрел на замершую во времени сцену.
Обезображенное яростью лицо Лу, сидящей на своей кровати, я, скрючившийся в агонии и лежащий на полу, у ее ног. Вдруг сцена пришла в движение и я отчетливо видел, как я встал на колени и из последних сил ударил Лу по лицу. Как отлетело к стене ошеломленное такой дерзостью божество. В следующий момент мои глаза полыхнули фиолетовым огнем, а из горла вырвался животный рык:
— УБИРАЙСЯ! ИЗ! МОЕЙ! ГОЛОВЫ!
В этот
Морок развеялся, моя, по-настоящему моя богиня вдов и утешения, смотрела на свой меч.
— Я создала эту иллюзию из своих воспоминаний, с помощью концентрации сил в форме меча, — пояснила Лу. — Без него я бы не смогла контролировать магию.
Я не заметил, как мы снова оказались в белоснежных чертогах разума Лу. Она подошла вплотную и положила руку на мою небритую щеку. Сейчас я мог смотреть ей прямо в глаза, а не как в реальности, сверху вниз.
— Антон, мне очень жаль, что я так с тобой поступила, но нам нужно все исправить. Моя атака изменила твой путь. Вместо осознания и концентрации ты стал дробить себя, в попытках спрятаться от моего гнева. Стал возводить огромные ментальные стены вместо того, чтобы бороться с врагом напрямую. Я раньше никогда такого не видела и это неправильно.
Она убрала ладонь и я почувствовал, как у меня отобрали что-то важное.
— Но ведь ты же смогла пройти эти барьеры в первый раз, когда исцелила меня. — Не нужно говорить, достаточно просто громко думать, понял я.
— Вчера ты не боялся смерти. Вчера ты даже не был в полной мере человеком, Антон, лишь его тенью. Поэтому ты и пустил меня. Тебе было безразлично, в своих мыслях ты уже умер и ждал только последнего сражения, поэтому и не сопротивлялся, когда я не проявила агрессии. А теперь ты живой, ты снова чувствуешь и помнишь. И поэтому теперь ты меня боишься.
В словах Лу был резон. Я на самом деле боялся и обожал ее теперь в равной степени. Обожал, ну, очевидно, она же богиня и я почувствовал силу ее утешения и исцеления души. Боялся почти по тем же причинам. Иногда мне казалось, что само нахождение рядом с Лу отравляло мое сознание и даже кровь, и я все больше и больше ощущал себя неразумным мальчишкой, который влюбляется в самую красивую девочку класса. Я не мог ничего с этим поделать, но при этом перед глазами нет-нет, вместо образа прекрасной богини вспыхивали воспоминания о злобном монстре, который в своей гордыне вырвал из меня все человеческое и дорогое.
Именно в балансировании между этими двумя образами и прошли последние сутки: с одной стороны — прекрасная Лу, а с другой — злобное божество, которое вырвет с корнями мою душу из бренного тела.
— На сегодня хватит. Тебе надо будет подумать, сможешь ли ты мне опять верить. Тогда я смогу научить тебя пользоваться твоими силами.
— А если не смогу? — прямо подумал я.
Богиня пожала плечами. Меч из ее рук пропал, а одета она была уже совершенно обычно, как я привык видеть ее в реальности. Я чувствовал, что время аудиенции подходит к концу. Но я и понимал, что этот разговор мы ведем в чертогах разума, потому что тут было невозможно солгать. Умолчать — да, но не солгать.
— Рано или поздно твои силы, хоть они и заемные, прорвутся наружу. И ты кого-нибудь убьешь, — прямо сказала богиня.
Я увидел, что она не приукрашивает.
— Я буду стараться, — кивнул я в ответ и видение растворилось.
Лу отпустила мое лицо и встала, разминая чуть затекшие ноги.
— Как вы вообще живете-то?
— В смысле? — Переспросил я богиню.
— В человеческих телах. Они такие хрупкие, до невозможности. И все теперь болит.
Я только хмыкнул. Ужин прошел нормально, вернулся из очередного своего забега по городу Илий. Старик сильно изменился за то время, что мы с ним не общались. С одной стороны он, вроде как, постарел, видимо ситуация давила ему на мозг и Илий много нервничал. С другой же, Илий отъелся, привел в порядок волосы и где-то раздобыл пару обновок. Уверен, вещи брал за полцены, зная прижимистого жреца.
Сейчас передо мной стоял пожилой, но опрятный мужчина. От грязно-земляного цвета лица, которое сопровождало Илия все первые недели нашего похода в Сердон с последующей жизнью в городе, теперь не осталось и следа. Старик был умыт, относительно бодр. Волосы аккуратно собраны в тонкий седой хвост, борода — подстрижена и причесана. Так что сейчас он больше напоминал главу большого и счастливого крестьянского семейства, чем полуголодного алкаша из подворотни.
Вещи Илий купил неплохие. Крепкая рубаха, добротные штаны и сапоги. Подпоясан жрец был красным крестьянским поясом, который часто носили здешние мужики. Пояс был из ткани, в ладонь шириной, по канту расшит простыми рунами на здоровье и долголетие. Такие вещи делали девушки и жены для своих мужчин, которые потом несли на алтарь Матери — благословить на брак или просто дать сил супругу. Говорят, частенько Геора все же благословляла такие дары и обладателей подобных поясов обходили стороной серьезные болезни и травмы. Все зависело только от искренности и рвения мастерицы.
От Илия узнали, что через две недели в городе начнется большая ярмарка, приуроченная к концу сезона и полному сбору урожая. К тому моменту все налоги будут собраны, подати уплачены, а поля — убраны, так что в Трейл начнут стекаться люди и купцы со всех сторон. Также ожидается нашествие артистов, и прочего авантюрного люда, то есть в столице баронства будет жарко.
Угля в топку подбрасывает и то, что Амер объявил о смотрах в дружину — дело нечастое. Пополнение выбиралось, в лучшем случае, раз в три-четыре года. На смену старым и уже одряхлевшим солдатам набирали молодых и крепких ребят, которые решили изменить делу отцов и попытать счастья в дружине барона.
Место дружинника было выгодным во всех смыслах. Работа непыльная, жалование постоянное. Могли послать в родную деревню или село нести службу — городская дружина и стража набиралась из местных, либо из контрактников, которые целенаправленно прибывали из других мест и шли в городскую стражу. При этом служба барону была делом достаточно почетным, а то, что придется учиться владеть оружием и рисковать время от времени жизнь во время охоты на разбойников и во время защиты баронских караванов — так жизнь простого крестьянина или мастерового тоже наполнена ежедневными рисками. Просто меняешь шило на мыло.