Последняя анаконда (отрывок из книги) из журнала "Вокруг света"
Шрифт:
Я ответил, что нужно изрядное везение, чтобы отыскать упавший самолет на площади больше 50 тысяч квадратных километров, в лесах, где видно в лучшем случае на полсотни шагов. Чтобы прочесать такую рощицу, понадобился бы целый армейский корпус. И не одна неделя времени. Но если она не полагается на нас с Фредом, можно спросить одного из местных жителей. Вот сидит на кушетке индеец — это вождь тинигуа, наш хороший друг Агапито. Задавайте вопросы, мы охотно переведем.
На миг мне показалось, что будущий автор «Южной Америки изнутри» сейчас метнется к двери. Но затем она взяла себя в руки, схватила блокнот и ручку и через Фреда задала
Старый добряк Агапито поставил чашку, вытер губы бумажной салфеткой, ласково улыбнулся и ответил так, как его учил Фред:
— Да-да, моя знает. Красивая американская дама... Очень, очень хороший... очень хороший... с бататом.
Кажется, тучный священник на реке Гуаэьяре так и не понял, почему его тревожные расспросы о своем героическом коллеге нас так рассмешили.
Окончание следует
Последняя анаконда
Окончание. В первой части, напечатанной в № 8 «Вокруг света», шведский писатель Георг Даль рассказывал о последнем путешествии по джунглям Колумбии, где он провел лучшую пору своей жизни. Целью экспедиции была поимка гигантской анаконды.
С неба на землю
Словом «ангостура» в Колумбии обозначают узкое место на реке, теснину, и этот участок вполне отвечал своему названию. Русло становилось все уже, его стиснули крутые склоны, дальше их сменили отвесные стенки. Скалы были отполированы водой много выше теперешнего уровня реки. Сразу видно, как сильно разливается Гуаяберо, когда в горах идут ливни.
Сейчас, в засушливый сезон, вода была прозрачная, хорошо видны черные камни и топляки — палисадос; кое-где целые деревья, принесенные сюда в разгар дождей, застряли в щелях между плитами. Не доходя первого порога, мы пристали к берегу, чтобы осмотреться.
Скальные уступы стискивали пенящийся поток, загоняя его в желоба, где пз клочьев пены торчали каменные глыбы, словно зубы дракона. Пороги чередовались с заводями, посмотришь — тишь да гладь, но вот снизу пропарывает воду серо-черная коряга, делает несколько быстрых оборотов и снова пропадает. Да, такая штука запросто может пробить днище лодки.
Мы сразу убедились, что форсировать пороги на лодке нельзя. Придется разгрузить ее, вещи перенести по берегу, а затем попытаться провести пирогу на веревках. К сожалению, не все вещи можно было тащить через здешние камни. Решили бочки с горючим и другие тяжести оставить на борту; наиболее уязвимое и ценное имущество перенесем на себе.
Привязав покрепче груз веревками и лианами, мы повели лодку вниз по бурной стремнине. Матеито сбросил свою латаную европейскую одежду и шел босиком, в одной набедренной повязке. Вряд ли нам удалось бы справиться с такой задачей без этого золотого человека. Вот он, поднявшись на скалу, руководит,
Мы трудились усердно, как бобры. Тянули, толкали, дергали, тащили. На иных участках удавалось продвинуться за час от силы метров на сто.
Я стоял по грудь в воде, судорожно сжимая борт долбленки окровавленными ладонями. Течение здесь было не такое стремительное. Я напрягся, приготовившись толкать лодку дальше. Кто-то взял меня за кисти.
— В лодку, профессор, — донесся откуда-то издалека голос Луиса. — Ниже порогов можно и на пираний наскочить.
Фред буквально выдернул меня из реки. Я сел па дно пироги, машинально ваял черпак и принялся вычерпывать воду. Луис, Матеито и Карлос Альберто гребли. Лодка обогнула скалу и открылся вид на широкий плес. Яркое солнце, речной простор, и никаких порогов. Никаких порогов! Пляжи, галерейные леса, ни одной скалы. Цапли стоят на берегах, в воздухе летают утки.
А вон и индеец дожидается. Мы подошли к берегу, установили мотор, Луис дернул стартерный шнур. Мотор подавился кашлем, потом родился ровный рокот. Мы слушали его, как любитель музыки слушает Бетховена. Этот звук был словно бы окончательным, неопровержимым доказательством того, что пороги ангостуры остались позади, мы вышли на просторы Гуавьяре. Да, это уже другая река...
Едва ли не самый приятный момент в таком походе — это когда можешь себе сказать, что труднее уже не будет, дальше все пойдет легче. Сейчас мы вовсю наслаждались этим моментом.
На другой день рано утром, спустившись к воде со спиннингом, чтобы добыть что-нибудь на завтрак, я застал там Фреда. Он уже сидел на большом камне и созерцал реку.
— Когда я умру и попаду на небо... — сказал герпетолог. — Ты что это хихикаешь, гроза шелешперов? Так вот, когда я умру и, конечно же, попаду на небо, я сяду там на таком же удобном камне, а какой-нибудь смазливый смуглый ангелочек будет варить мне кофе и подносить сигареты. И буду я сидеть и смотреть сверху на некоторых моих знакомых — как эти жалкие личности жилы из себя мотают, тащат лодки, вроде как мы вчера волокли, но только тащат их с полным грузом!..
Супаи има
Розыск большой анаконды идет полным ходом. Вот уже третий день мы прочесываем местность, после того как Матеито в десяти минутах хода от нашего лагеря обнаружил след супаи има (большой анаконды).
Сколько проходит анаконда за ночь? В какой мере она привязана к определенной территории? Мы знаем, что она ведет преимущественно водный образ жизни, но как далеко и на какой срок удаляется она от своего водоема? Может быть, у нее несколько своих водоемов? Трудно перечислить все то, чего мы не знаем о самой крупной в мире водяной змее.
Найденный нами след, попетляв в лесу, привел к речушке и здесь оборвался: анаконда ушла в воду. Мы прошли вдоль притока три километра вверх по течению, до того места, где русло перегораживают сложные пороги, но других следов обнаружить не удалось. Разумеется, это было все равно что искать иголку, да не в одном, а в нескольких стогах сена. Даже зоркий индеец тинигуа не сыскал никаких признаков супаи има.
Может быть, анаконда притаилась в самой речушке? Забралась в нору и лежит там. Конечно, такой змее нужна не маленькая нора, но ведь убежища, которые отрывает себе в берегах крокодил, достаточно велики!