Последняя битва
Шрифт:
Из разведки вернулись Жив и Стоян. Крум отошел от машины и тихо заговорил с Верзилами.
— Ну? — Демир напряженно смотрел на Ферзя. — Проведешь?
— Смогу, — ответил наконец вор. Деваться все равно некуда. Баграта ему ни за что не одолеть, тот развел его по полной. Остается надеяться, что Владыка сдержит слово, и никто не узнает, что вор такую подлянку московским кланам кинул. И после свалить по-тихому.
— Ферзь? — Старик дернул его за плечо. Увлекшись мыслями, вор прослушал вопрос.
— Как долго туда ехать? —
— Куда?
— В место, где Совет соберется?
— День.
Демир задумался.
Переговорив, Крум с Верзилами подошли к сендеру. Старик поднялся навстречу, хотел спрыгнуть на землю.
За холмами стрекотнул пулемет. Потом еще. Мутанты обернулись. По дороге пылил Тодор, размахивая длинным тесаком. За его спиной раздался рокот мотора, над вершиной холма, с которого он только что сбежал, разлился яркий свет, и спустя миг выкатился бронированный «тевтонец».
Не снижая скорости, «тевтонец» помчался за Тодором. Над кабиной сверкнули вспышки, вспоров утренние сумерки красным пунктиром, трассирующие пули обогнали бегущего мутанта, ударили в землю перед сендером, в капот, плечо Ферзя.
Вор откинулся на спинку. Боли он не почувствовал, перед глазами вспыхнули разноцветные круги. Промелькнула надежда, что монашеский патруль покрошит мутантов и освободит Ферзя.
Круги стали нестерпимо яркими, слились в большое радужное пятно и потухли разом.
Мир померк.
На галерею сквозь затянутые ржавой сеткой проемы лился слабый красноватый свет. Солнце всплывало над горизонтом. Куда ни глянь, всюду горбятся темно-серые развалины. Кривыми бороздами между ними извиваются улицы, по многим не проехать: мешают завалы. В обитаемых домах почти не горят огни, Москва будто вымерла. Светило еще не набрало силу, оттого город с высоты напоминает огромный, изъеденный крысами кусок плесневелой лепешки. Но вскоре все изменится: небо побелеет, пыхнет жаром и горячий спертый воздух, гонимый ветром от границ Донной пустыни, накроет Московию. Наступит сезон Большого солнца.
Архип погрузился по шею в остывающую ванну и тупо уставился в потолок. Глава клана был пьян. Патефон на табурете давно отыграл любимую пластинку, графин с водкой опустел. На тридцатом этаже башни висела тишина, лишь с лестницы на галерею иногда доносились слабые шорохи.
Дважды к главе клана поднимался Гуго, и дважды он прогонял старика. Если бы маузер, который Архип держал, свесив руку за край ванны, был заряжен, то старый сапожник давно бы лежал трупом при входе на галерею. Но патроны Архип расстрелял еще во время поездки к Ильмару, поэтому, когда Гуго появлялся на пороге, он целил в него и щелкал бойком, щелкал… и еще раз щелкал, вжимая спусковой крючок. Потом звал Ирму, срывая голос, чтобы та принесла водки, но она не приходила.
Все кинули Архипа Деку. Все! Покойник Гест, занявший его место Ильмар, жена, которая,
Архип зажал нос двумя пальцами, закрыл глаза и ушел с головой под воду. Гулко стукнул об пол упавший маузер. Глава клана полежал, пуская пузыри, потом вынырнул, фыркнул и гаркнул на всю башню:
— Гугооо!!!
Тряхнув головой, он выбрался из ванны. Постоял, глядя в оконный проем, потом повернулся и, шатаясь, пошлепал к кровати под стеной, где была разбросана одежда. Он едва не растянулся на полу, когда нагнулся за штанами. Колено больно врезалось в край кровати, Архип вскрикнул и повалился вперед.
С лестницы долетел звук шагов.
— Звал, хозяин?
Архип скривился от боли в колене. Перевернулся на спину и кое-как сел.
— Ну? — Он икнул, потирая ногу. — Чё ты прячешься? Заходь… ить…
Видя, что глава клана не целит из маузера и не швыряет рюмки, Гуго осмелел, прошел на галерею и предложил:
— Может, рассола?
— Неси, — буркнул Архип, ища взглядом штаны.
Сапожник шагнул на лестницу и тут же вернулся, но уже с банкой, наполовину заполненной мутноватой жидкостью, в которой плавали бурые томаты.
Глава клана поморгал, когда до него дошло, что старикан банку заранее приготовил, — снова зашарил рукой по покрывалу и понял, что сидит на одежде. Икнув, вытащил из-под себя куртку. Глядя, как Гуго суетится возле тумбочки в углу, наливая рассол в кружку, почесал волосатую грудь и накинул куртку на плечи, прикрыв полами чресла.
— Ну, — сказал Архип. — Чего тут без меня было?
— Партию обувки для омеговцев сготовили, — доложил старый сапожник, протягивая ему кружку. — Как ты велел, в мешки запаковали. Сто единиц всего.
Архип взял кружку, шумно выдохнул и выпил двумя большими глотками. Вытер рот, посидел молча. Видя, что Гуго мнется в нерешительности, произнес:
— И?
Сапожник оглянулся на дверь, отступил от кровати.
— Не забрали обувку.
— И? — не понял Архип. В глазах у него перестало двоиться, распрямив ногу, он попытался просунуть ее в лежащий на полу сапог. — Чё молчишь, Гуго?
Погладив бороду, старик решился:
— И не заберут.
Архип нахмурился. Нагнувшись, надел сапог, до сих пор не врубаясь, к чему Гуго клонит. Второй сапог оказался под кроватью, Архип устало махнул рукой и не стал за ним тянуться.
— Что ты мне в голове некроз развел, а? — Он поднял взгляд. — Партию обуви сделали?
— Да, — кивнул Гуго.
— К отправке подготовили?
— Ага. Я думал, ты знаешь, Архип.
— Об чем?
— Можайский тракт… застава, мост… — сбивчивым шепотом, косясь на лестницу, затараторил Гуго. — В общем, хозяин, обувь забирать некому.