Последняя битва
Шрифт:
— К сожалению, мой мальчик, у нас нет ни того, ни другого. Четверо бойцов, считая с Гимпом, один очень юный медведь и один бесполезный старик, не любящий кровопролития.
— Не клевещи на себя, отец мой. — Священник на секунду замер, прикрыв глаза и сканируя окружающее пространство, потом спросил: — Если дойдет до схватки, ты сумеешь сдержать собак?
— Собак — несомненно, — кивнул старый эливенер. — Но только сдержать. Не хотелось бы мне натравливать их на людей, даже на таких, как эти. — Он снова покосился на сыновей Олафа.
Кажется, отголосок этой мысли долетел до Горма. Медведь шевельнулся,
«Псы очень миролюбивы. Глуповатые, но преданные. Думают, что все люди хороши, а те, с которыми они живут — лучше всех!» — Сообщив это, Горм фыркнул.
«Молчи! — приказал ему Иеро. — Чем меньше мы говорим мыслями, тем меньше узнают о нас хозяева». — Он метнул взгляд в сторону розовых ковров с развалившимся на них Олафом. Тот насмешливо ухмыльнулся, обнажив крупные пожелтевшие зубы. Серьга раскачивалась и поблескивала в его ухе.
«Толстый, слабый, — прокомментировал неслух Горм. — Что-то понимает в мысленной речи, но немного».
Это было правдой. Вчера, подлетая к острову, Иеро протянул мысленную нить к долине Гейзеров и обнаружил две вещи: во-первых, там было полно людей, а во-вторых, один в этой компании являлся безусловно телепатом. Но слабым и не слишком тренированным; если то был Олаф, оставалось совершенно непонятным, как он творил свои злые деяния — вызывал чудовищ из моря, менял психику людей, превращая их в собак, и смог парализовать сильного разъяренного воина. Ментальный дар у него был, но, по мнению священника, его хватило бы лишь на команду женам подать кувшин браги.
Неощутимый, как слабое дуновение ветра, он выскользнул из сознания колдуна и быстро разыскал другую восприимчивую личность — Снорри Густафссона, судью и целителя. В отличие от Олафа, в чьем разуме доминировали жажда власти, безмерная жадность и похоть, Снорри был достойным человеком — видно, не зря его избрали судьей. Обследовав его мысли, прыгавшие от хозяйственных забот к пациентам, от лова трески к пареньку, поранившему голень топором, Иеро открылся и испытал настоящий шок. В то мгновение, когда Снорри понял, что кто-то вторгся в его разум и говорит с ним мысленно, судью охватил такой ужас, что Иеро пришлось отдернуть свой ментальный щуп. Он попытался снова и тут же обнаружил причину страха: Снорри казалось, что его сознанием овладевает колдун, тот самый ничтожный Олаф, которого мог бы заткнуть за пояс любой ученик-первогодок из школы Аббатств.
Иеро настойчиво, но осторожно, разъяснил его ошибку, и когда судья успокоился, напомнил историю с Сигурдом и Рагнаром. Они беседовали довольно долго; о себе Иеро сообщил, что он — священник Универсальной Церкви, владеющей западным материком, и сейчас возглавляет первую экспедицию в восточные заокеанские страны. В его экипаже — два уроженца Асла, и один из них, Сигурд, желает вызвать на праведный суд и поединок некоего Гунара, сына Олафа. Услышав такую новость, Снорри опять перепугался, и Иеро пришлось заверять судью, что он проследит за тем, чтоб схватка велась честно, без магии и колдовства. Факт мысленной связи с большого расстояния доказывал, что это в его силах.
Данное соображение успокоило Снорри, и священнику почудилось, что у него промелькнула злорадная мысль: мол, на всякого колдуна найдется чародей посильнее. Он пообещал собрать всех бондов
Стражи, таскавшие хворост, закончили свою работу и замерли вокруг вала из сухих ветвей с зажженными факелами в руках. Харальд придирчиво измерил шагами диаметр площадки, загибая пальцы и что-то бормоча под нос. Следившая за ним толпа казалась на редкость мрачной и молчаливой — то ли островитяне вообще были неразговорчивы, то ли их угнетало присутствие колдуна. Но Иеро заметил, что среди собравшихся на тинг нет ни детей, ни женщин, ни молодежи, только зрелые мужчины и старики. Похоже, никто не хотел рисковать своей семьей, и в то же время, повинуясь обычаю, люди явились сюда безоружными, если не считать посохов и коротких кинжалов. Мечи, секиры и копья были только у стражей тинга — и, разумеется, у семейки Олафа.
Сигурд стоял слева, шагах в двадцати от священника, уже обнаженный по пояс, и мастер Гимп что-то втолковывал ему, то и дело приподнимаясь на носках, чтоб дотянуться до уха рослого северянина. Мускулатура была у него не такой впечатляющей, как у Гунара, но горевший в глазах огонь подсказывал, что враг не уйдет из круга живым. Над плечом Сигурда маячило бледное, без кровинки, лицо Рагнара, рука которого то и дело тянулась к ножу. За ним застыли трое судей тинга: старая сморщенная Кристина, рыжеволосый бородатый Хальфдан и Снорри Хромец, оказавшийся щуплым сорокалетним мужчиной, припадавшим на левую ногу. Время от времени Снорри поглядывал на Иеро, будто спрашивая, все ли в порядке, и тут же переводил взгляд на голубоватую тушу «Вашингтона», чуть заметно колыхавшуюся под легким бризом.
Дирижабль был еще одним свидетельством силы пришельцев с запада, явившихся не на большом корабле и без отряда воинов, зато фантастическим, необъяснимым способом — по воздуху! Зрелище воздушного корабля, парившего над берегом, как бы подтверждало ментальную мощь Иеро, вызывало доверие и надежду. Разве мог человек, прилетевший в этом чудесном судне, хоть в чем-то уступать Олафу Торвальдссону? Разумеется, нет; он был по крайней мере таким же сильным чародеем и, вероятно, имел более грозного божественного заступника, чем Один, Тор и злобный Локи. Священник заметил, что и другие мужчины в толпе посматривают на дирижабль, а сыновья Олафа не только глядели, но и шептались. Лица их с каждой минутой мрачнели, и было заметно, что «Вашингтон» внушает им неуверенность и страх.
Стражи поднесли Харальду две секиры с широкими блестящими лезвиями, и по толпе впервые пробежал легкий шелест голосов, признак волнения. Секира — не меч; мечом можно ранить, оставить царапину, но удар секиры беспощаден и кончается смертью или тяжким увечьем. Вид оружия уже подсказывал, что поединок будет смертельным. Впрочем, никто не ожидал иного, помня о нанесенных Сигурду обидах.
Харальд, стоя посередине круга, поднял оружие вверх.
— Сигурд, сын Бьярни, вызывает на смертный бой Гунара, сына Олафа. Ответит ли Гунар на его вызов?