Последняя битва
Шрифт:
Гном вдруг почувствовал себя последним болваном и забеспокоился, что обидел девушку.
– Когда ты совсем не думаешь о будущем, от таких вопросов бросает в дрожь. Даже если их задает первая красавица армии. Такая как ты - мечта любого из мужчин. Сильная, смелая. Настоящая.
– Первая красотка армии... Какой-то сомнительный комплимент. Ладно, расслабься, мой герой. Просто от событий последних дней, все перепуталось в голове. Что будет дальше? И потом - у меня странное чувство, Галвин. Мы бросили своих на произвол судьбы. Да, я знаю, что так было договорено и что у Шенка вырван из рук карающий меч завоевателя. Но все равно мне гадко и тоскливо на душе. Это не предательство и предательство одновременно. Иногда я думаю, что лучше было бы погибнуть там, на наших родных берегах. И вместе с тем я, стыдно признать, чувствую облегчение...Это
– Конечно.
– Нас едва не смяли тролли. Ими тогда командовал Керруш. А привидения навалились на фланг моего полка. Мы отбивались, как могли, а потом один из латников Керруша своим мечом едва не сделал из меня две половинки, - Эйра распахнула одеяло.
Галвин сглотнул. Ему тягостно было видеть, как на молочно- белой коже Эйры, под бесстыдно налитой грудью, обнажился серый жгут зарубцевавшейся раны. Что-то ужасно неестественное было в этом. Изящная женская красота, гибкость и сила, а по соседству - след страшного удара. Словно сама смерть схватила ее своей костлявой лапой, а потом не справившись в борьбе с этим полным жизни и способным порождать жизнь телом, она отпрянула, но оставила на нем свой отпечаток. Эйра с лукавой улыбкой следила за выражением его лица и не торопилась прикрываться.
– Там бы мне и остаться, но к нам выручку пробился Бельтран со своей дружиной, - продолжала она.
– Его рыцари порвали нургайскую боевую карусель и опрокинули троллей. Бельтран перевалил меня через холку своего гнедого и вывез в тыл, к лекарям. Кровь текла по моему животу и пачкала гриву лошади. Каждый миг я теряла по воину своего полка, который бросила на ратном поле. Но в тот момент я все равно чувствовала облегчение. Почти счастье, что смогу жить дальше. Вот так и теперь. Мы оставили Родину, впереди- неизведанный Фаркрайн, а я готова петь, как беззаботная птичка.
Галвин встал и шагнул к постели.
– Эйра, я почти тебя не слышал с момента, как увидел твои прелести. Клянусь, ты сейчас у меня запоешь. Может быть не как птичка, но тоже звонко.
– Ахах, - рассмеялась девушка.
– А говоришь - не слышал, о чем я тут рассказывала.
И она приняла Галвина в свои теплые, утренние объятия. Когда Хобарн принес им завтрак, он нарочито громко стучал деревянным костылем, но они, занятые друг другом, не обратили на это никакого внимания. Инвалид покрутился около запертой каюты, а потом пробасил в низкий потолок:
– Я оставлю еду под дверью, - и со смешком тихо добавил в седую бороду.
– Ну и ловкач, мой Отчаянный. И здесь тоже успел. Интересно, как уживутся два таких характерных человека? Старшина Торкин еще и побоевитее Галвина будет. Кгм...
Гл.4. Когда черные зерна измены прорастают сквозь сердца соратников
"Жизнь в сапогах" оглядел отряд калимдорцев. Четыре сотни отъявленных рубак были готовы к походу. Он видел шрамы на лицах ветеранов и равнодушную жестокость в их глазах.
– Ты берешь лучших, Шакнар, - гордость прозвенела в голосе Шонтая.
И беспокойство одновременно. С лидером клана остался в основном молодняк из последнего пополнения. Слава об искусности Калимдора в битве всегда бежала далеко впереди ударов его топоров. Теперь половина этой мощи уходила в рейд с "Жизнью в сапогах". Шонтаю придется потратить немало времени на муштру новичков, чтобы восполнить такую потерю.
Жадная пасть солнца только приоткрыла свой малиновый зев над далеким морским горизонтом, когда орки-ветераны собрались выступать. Шакнар по привычке лично проверил снаряжение нескольких бойцов, не обращая внимания на их добродушное ворчание и остался доволен. Все были одеты по-походному - легко и удобно. Стеганые кожаные безрукавки, мягкие сапоги без подков, две рукояти топоров торчат из-за спины. На поясах - фляги, в заплечных мешках - изрубленный на мелкие кусочки пласт свиного сала и шмат какой -нибудь солонины. Дальше припасов "Жизнь в сапогах" лезть не стал. Он и так знал, что у каждого солдата в глубине ранца между огнивом и мешочком с солью наверняка валялось что -то личное типа портрета красотки из родимого стойбища, контрабандного эльфийского приворотного одеколона или одной из бесполезных гоблинских штуковин, например - машинки для стрижки ногтей на ногах, которая хоть и десять ногтей стрижет, но один при этом обязательно
"Прохиндею высшей гильдии, его непотребству Мошаву
От смиренного барахольщика Ханчи, недостойного титула "Пробы ставить некуда"
Накладная словесная
(к сожалению без перечня товара ибо времена нынче тяжкие)
Прошу оказать уважение (сообразное понесенным расходам) Шакнару -воину и людям с ним, калимдорского рода происхождения. Теперь главное - они имеют деньги и в состоянии за себя заплатить. С чем их к Вам и отправляю. Надеюсь на гостеприимство и некоторое количество хабара в мою сторону от хлопот Ваших. Буду позже. Как водится - не пустой.
Заранее подметаю пыль своими ушами от избытка благодарности.
Преданный Вам и Выгоде
Ханчи".
Гоблины собирались отбыть сегодня же. На своих самодвижущихся повозках, что своими звуками заставляли окрестных птиц покидать насиженные гнезда, а местных грызунов срочно рыть более глубокие норы. Шакнар очень хорошо представлял себе все прелести совместного путешествия с торговцами, поэтому решил вести свою группу отдельным путем. Хорошо тренированный орк способен с короткими передыхами бежать двенадцать часов в сутки по сильно пересеченной местности. "Жизнь в сапогах" прикинул, что двигаясь по кратчайшему маршруту таким темпом, они уже через шесть дней достигнут первых гоблинских поселений. А караван Ханчи - это дорога в объезд по проложенным трактам, неизбежные поломки и пространные рассуждения, как бы их побыстрее исправить, торговля со всеми селениями по пути следования, а также злая игра в кости на каждом привале. Гоблины настолько поднаторели в этой забаве, что рядовые орки, случалось, спускали им не только заработанные на службе деньги, но и жалованье, которое причиталось им за несколько лет вперед. Иногда по этому поводу возникали свары, а бывало и так, что особо удачливый гоблин случайно получал по жбану обухом боевого топора. Чтобы избежать этих недоразумений, Шакнар решил поделить рейдовый отряд на две части - орков и гоблинов.
Теперь самая боеспособная и отъявленная половина группы ждала только его слова, чтобы сорваться с места.
– Слушать меня!
– рыкнул Шакнар.
– Можете коротко попрощаться с друзьями или съесть пару печеных картошек. Мне нужно дойти до лазарета и обратно. Когда вернусь, сразу выступаем. Разойтись! Но далеко не разбредаться!
Старый орк хотел на прощанье проведать Мирру Банши. К ней он заходил вчера и остался очень недоволен тем, что увидел. Некромантка выглядела какой-то обессиленной. Словно из ее груди кто-то выкачал две трети воздуха, а остатка с трудом хватало на дыхание и сказанные едва слышным голосом слова.
Возле палатки джоддока он застал несколько Холодных пастырей - эдусов. Ночные барды выглядели взволнованными. Как только Шакнар приблизился к шатру соратницы, ему наперерез устремился один из них, Эдар Скальд.
– Жизнь в сапогах!
– окликнул он.
– Что случилось, Эдар?
– Не знаю. И нас это беспокоит. Мы видели Мирру в горе, радости и покое, но мы никогда не видели ее такой... равнодушной.
Шакнар ободрительно потрепал сподвижника по плечу.
– Она никогда не сдавалась, не сдастся и сейчас. Ее ранили заговоренным клинком. Восстановление не может быть легким. Моглор старается изо всех сил, - сказал орк и в ответ услышал: