Последняя чаша гнева
Шрифт:
В огромном сводчатом зале, стены которого покрывали древние темные фрески, большим полукругом были расставлены кресла с высокими спинками. Члены Совета входили без вычурных объявлений камергеров и сразу садились: здесь и так все знали друг друга. Пока пустовало лишь пять мест: кресла, которые должны были занимать Князья Границы, кресло бальи Сунгура, умершего незадолго до созыва Совета, устланное крепом, и кресло Чойса, стоящее рядом с креслом Энунда. Чойс решился на сюрприз.
В зале перешептывались. У
Собралась вся родовитейшая знать Лиги. Неподвижно сидели в своих креслах, положив руки на подлокотники, потомки древних родов, идущих прямиком от первых поселенцев, людей науки и прогресса: шателены, гонфалоньеры, майордомы, бургграфы, коннетабли, бальи, видамы, лендрманны. Кресла правителей Лиги были побольше, они сидели на самом виду, посередине образованного креслами полукруга, сразу заметно выделяясь. Ими были не только властелины шести главных ее государств, но и владетели крупнейших фьефов — родовых наделов. Все они сейчас должны были решить, быть ли войне с государствами Альбегинских гор.
Пресвитер Энунд встал и спросил, следуя церемониалу:
— Все ли члены Совета собрались здесь?
И так же по церемониалу ему ответствовал камергер:
— Ты сам видишь, пресвитер.
— Все ли члены Совета собрались здесь? — вновь вопросил Энунд.
И так же отвечал камергер, человек по прозванию Рюм:
— Ты сам видишь, пресвитер.
Тогда Энунд громко воскликнул:
— Хайль тем, кто находится здесь! Хайль, о члены Совета, те, кто пришел!
Традиционная формула закончилась. Заседание Совета Лиги началось. И тут же ему возникло первое препятствие.
— Я отказываюсь принимать участие в заседании Совета, которому не хватает трех человек до полного состава!
Говорил Ланглоар, бургграф Оруна, маленький, хорькоподобный, в старой вытертой мантии с золотой цепью бургграфа на шее.
Его зять Кальв, квадратный человек с вытаращенными, стеклянистыми глазами, тут же поддержал его.
— Бургграф Орун и я — мы оба отказываемся от участия в Совете.
Энунд встал, и его страшный шрам медленно налился кровью.
— А когда ты участвовал в заседаниях Совета, бургграф? Но ты прав: здесь действительно не хватает троих. Вот они.
В зал входили Князья Границы. Зрелище было отталкивающим. Один Дюри Урмойр имел какое-то подобие человеческого вида. Голова Арнгейра Кхата была рысьей, а мантию Брэттуэйра Дионды сзади оттопыривал огромный бурый хвост, волочащийся по полу. Князья Границы заняли свои места.
Энунд молча повернулся к Дюри. Тот пожал плечами и устремил на пресвитера взгляд горящих огнем, узких, без век, глаз. — Я не понимаю причину такого скорого созыва Совета, — сказал он. Энунд отбросил его слова мановением руки.
— Почему на твоей земле, князь Дюри, были замечены существа
Повисло молчание. Этим вопросом пресвитер Энунд открывал все свои карты, но теперь Урмойр не сможет увернуться от ответа. Пауза длилась долго.
— Ах-ха-ха! — наконец зашелся в смехе Дюри.
Лицо Энунда потемнело.
— Это оскорбление, — произнес Гутхорм, пресвитер Тохума, бледнокожий, с льдистыми глазами. — Прямое оскорбление.
— Это были торговцы, — проговорил Дюри, отдышавшись. — Всего лишь торговцы.
Сидящий рядом с ним Арнгейр оскалил хищные клыки в странной улыбке.
— Князь Арнгейр, — обратился к нему Энунд, — на твоей земле тоже шатаются торговцы из ВОА?
— Возможно, — мяукнул тот.
— Всем известно, — внушительно проговорил Энунд, — что ВОА ни с кем не торгует. Там не нужна торговля. Там царят разбой и грабеж.
— «Вера и верность, вера и верность», — негромко пропел Дюри, насмешливо воззрясь на Энунда.
Становилось ясно, что некоторые правители Лиги поддерживают Князей Границы.
Но не все были с ними. Гутхорм сказал, и гром его слов прокатился по залу, приближая развязку:
— Зачем упорствовать, Граница? Если с вами некоторые из нас, это еще ничего не решает.
— Я правильно догадался о цели созыва Совета, — хлопнув по подлокотнику и вскочив, закричал Дюри.
— Сознайтесь! — также крикнул Гутхорм, и глаза его сверкнули. — Сознайтесь. Ибо вы в наших руках.
Арнгейр медленно поднялся, и так же медленно шерсть на его загривке стала дыбом.
— Ты смеешь говорить так, Гутхорм?
Тот не смутился.
— Молчи, Кхат! Ты тоже с ним.
— И меня подозреваете? — лениво шевельнул своим хвостом Брэттуэйр, князь Диондский. Но ответа на свои слова так и не услышал.
— Кончать с ними!
Слова эти враз успокоили забушевавшую бурю обвинений. Собрание повернулось к дверям. В проеме, широко расставив ноги, стоял человек, быть может, самый страшный в Лиге. Блакк, черный гонфалоньер, был разящим мечом пресвитера Энунда. Это был огромный человек с тяжеловесным сонным лицом, которому как-то не шли безжалостные проницательные глаза дознатчика. Рядом с ним стоял Чойс. В последний момент он все же нашел человека, который также предпочитал разговорам дело, как и он сам.
Ланглоар сразу догадался, какой стороной все оборачивается. И сразу всплыли на поверхность все тайные узлы этой загадки.
— Я беру их под свою защиту, — завопил он.
Блакк, не обращая внимания на эти слова, приблизился к Дюри и положил свою огромную лапу тому на плечо. Дюри рухнул в кресло, заметно осев под этой тяжестью.
Чойс подошел к Брэттуэйру. Тот уставился на него.
— Ты кто такой?
— Это мой видам, — раздался голос Энунда, — а также гонфалоньер Фафтского пресвитерства.