Последняя газета
Шрифт:
По-видимому, здесь имеет место психология коллективной охоты.
Можно представить себе Тургенева, с ружьишком бродящим по перелескам в компании лишь собственной легавой или сидящим одиноко с удочками Пришвина, но ведь не станут люди комсомольского сознания бродить по лесу
Тут за стеной что-то стукнуло, взвыло, пол и стены заходили ходуном, а потом опять все наладилось, перешло в прежний ровный гул и мелкую дрожь. Я приоткрыл дверь – в производственное, судя по всему, помещение. Здесь был густой полумрак и довольно пыльно. Справа в ряд стояли какие-то мерно работающие машины, причем стояли так плотно, что от стены их отделял лишь узкий проход. Пол был усеян бумажными обрывками и обрезками. Впереди светил тусклый фонарь. Я побрел на его свет и оказался на тесной площадке. Механизмы неутомимо делали свое дело. Присмотревшись, я обнаружил, что передо мной своего рода конвейерная линия.
Откуда-то из глубины ползли газетные пачки, их поглощала машина и переваривала, чавкая и стеная. Я поднял с пола оброненный машиной клочок – на нем угадывался фрагмент логотипа Газеты.
Меня так взволновало это открытие, что я сделал еще пару глотков из бутылочки, которую не выпускал из рук.
В конце концов, соображал я, бумажная масса может
И тут мне пришла в голову очень странная мысль. Я склонился к полу и стал перебирать обрезки газетной бумаги. Наконец я нашел то, что искал: на небольшом лоскуте хорошо читались цифры, дающие сегодняшнее число. Здесь на моих глазах шел под нож весь сегодняшний тираж, кроме тысячи номеров, наверное, которые распространялись способом адресного рассыла. В конце концов, чем более грандиозно предприятие, тем более ненужные вещи оно производит. А страстей, игры честолюбий и нешуточной борьбы…
Газеты не было, Газета была фантом.
Я снова присел на лавку и жадно допил водку до капельки. И что же я здесь делаю? Здесь, одетый в банные тапочки и кимоно, в духоте и спертости, под гудение и вибрацию, под этот стук, будто рядом бьется чье-то большое сердце. Вот оно, прекрасное место мира. Мне захотелось прилечь и свернуться калачиком.
Я так и сделал. Я чувствовал себя на далеком необитаемом острове
– влажном и душном. И без надежды на спасение. У меня была пустая бутылка. И что бы такое написать в записке, которую придется отправить по морским волнам? Я улыбнулся в темноте той улыбкой, той приятной улыбкой, которой улыбаются только самим себе – нет, не в зеркало, просто улыбаются самим себе, когда нечего больше терять. Я написал бы, что было совсем неплохо. Да что там неплохо – было весело. Нет, я не шучу, господа, я серьезно, было очень весело.