Последняя граната
Шрифт:
Вскоре после того Демаков заболел. Предательская слабость подкашивала ноги. Как он ни крепился, организм сдавал. Под вечер, зайдя в палатку, он не выдержал, пошатнулся. От ротного это не ускользнуло.
— Э-э, друг мой, — встревожился он, — да у тебя же белки пожелтели! Быстро к врачу, иначе без печени останешься.
— Вообще, что ли? — пробовал отшутиться лейтенант, но улыбка получилась вымученной, и потухшие глаза не оставляли сомнений в его болезни.
— К сожалению, печень только у Прометея каждую ночь вырастала, у тебя самая настоящая желтуха, по латыни — гепатит.
Ротный
Ночью ему снилось, что он в какой-то чужой стране. Его несло и кружило в вихре тумана, столь густого, что даже не было видно собственных рук. Земля под его ногами дыбилась от разрывов гранат. Полыхали машины, дико кричали раненые пони — маленькие лошадки. Казалось, что стонет сам многострадальный мир. В этих криках слышались все муки животной плоти.
— Пристрелите их! — громко приказал кто-то.
Все вокруг было призрачно и жутко. А потом наступила тишина, сверхъестественная тишина. Только не исчезал туман. Александр вдруг почувствовал себя одиноким и испуганным. Какие-то существа, бородатые, с яростным оскалом зубов, в грязных халатах тянулись к нему, чьи-то руки старались ухватить его за горло.
А он бежал и что-то громко кричал, созывая кого-то на бой. От отчаяния он вдруг открыл глаза; перед ним было доброе лицо медицинской сестры.
— Фу-ты, — облегченно вздохнул он. — Кошмары снятся, а раньше вроде и сны не снились.
— Ничего, — улыбнулась девушка, — скоро поправитесь.
Первые двое-трое суток после того, как начал выздоравливать, он наслаждался тишиной и покоем. Не требовалось быть все время в напряжении, подниматься до рассвета, топать по горным тропам с полной выкладкой, совершать агитрейды по кишлакам... Лежишь и больше никаких забот. И масса времени для чтения книг. Читай себе книги. Или с закрытыми глазами плыви по волнам памяти, словно в море.
...Вот он в пятом классе. Первое сентября. Шумная ватага мальчиков и девочек рассаживается по партам. И вдруг с удивлением видит новенькую. Зовут ее Аллой. Девчонок с таким именем даже во всей школе не было. Она показалась Саше самой хрупкой среди одноклассниц. И самой беззащитной. А тут еще кто-то стал посмеиваться над ней.
И Саша встал на ее защиту. А после уроков понес домой портфель новенькой, чем вообще вывел из равновесия Алешу Софронова и Галку Торопчину, «Сашка-то влюбился!» — смеялись ребята. И на всю улицу кричали: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!..» «Тили-тесто» звучало довольно долго, пока все не убедились, что подтрунивание над ними — затея бесполезная. В классе привыкли: Саша и Алла — не разлей вода.
Писал ей потом письма из училища, хотя виделись почти каждый выходной. А когда в Афганистан уехал, тут уж ни одного дня не обходилось без строчки. Александр, бывало, по пять писем получал сразу и на все спешил ответить. В палатке над своей кроватью повесил два портрета — матери и Аллы. Они для него были самыми дорогими людьми на свете. Фотографии родных и любимых были развешаны у всех солдат и офицеров. Сердце воина, балансирующее между жизнью и смертью, переполнено любовью. Во
Володя Кушнарев по поводу его предстоящей свадьбы не преминул поиронизировать. Он с видом знатока заметил, что лишь один брак из ста бывает счастливым.
— Об этом все знают, мой друг, — он поднял палец, как бы приглашая к особому вниманию, — но молчат. Не удивительно, что брак, который составляет исключение, прославляют повсюду. Ведь только о необычном и говорят. Но таково наше общее безумие — нам всегда хочется превратить исключение в правило.
Александр на мудрствования товарища отвечал улыбкой. В своем выборе он был совершенно уверен. Если даже и принять за правду шутку товарища о том, что только один брак из ста бывает счастливым, то они с Аллой и составляют эту единицу. Пронести первую любовь через всю жизнь — что может быть прекрасней!
— Берегись переполнить чашу счастья, — назидательно изрек Володя. И добавил: — Чтобы не забрызгать соседа!
Вспомнил, как он, Сашка Демаков, шагал по плацу Новосибирского высшего военно-политического общевойскового училища имени 60-летия Великого Октября в строю абитуриентов. Стоящая у забора мать кричала:
— Возьми пиджак, сынок! Холодно!
— Что ты, мам, — отмахивался он. — Мне же жарко!
Сколько радости было, когда увидел в списке зачисленных в училище и свою фамилию!
Ему нравился четкий распорядок дня. Нравилось учиться. Постигать военную науку. Если что-то курсанту Демакову не давалось, он старался пересилить себя, по образному выражению одного из однокурсников, «пер буром» и достигал своего. Поставил перед собой же в первый год цель: учиться без троек и стать хорошим боксером. «А сил-то хватит?» — спрашивал его курсант Виктор Бурнашев, с которым он подружился. «Силы непременно найдутся, если непрестанно к чему-то стремиться, потому что следующий шаг — это упорство», — без ложного позерства отвечал Александр.
Уже курсантская среда внушает молодому человеку, что жизнь — это борьба, и готовиться к ней надо именно в юные годы. Да и товарищи воспитывают гораздо строже, чем родители, ибо им не свойственна жалость.
Только-только став курсантом, Демаков был назначен командиром отделения. Хотя были среди его подчиненных и те, кто уже послужил в армии, носил сержантские погоны. Командир роты на это не посмотрел — в Демакове он сразу увидел «военную косточку».
В училище Александр завел дневник. Первая фраза, которую он написал, звучала так: «Жизнь слишком коротка, чтобы позволить себе прожить ее ничтожно».
Перед выпуском Демаков подошел к заместителю командира батальона по политчасти подполковнику И. Столярскому с просьбой, чтобы его направили служить в Афганистан.
— Куда прикажут, туда и поедете, — услышал он в ответ.
Но он был настырным, этот Демаков. Зашел еще дважды к политработнику, а когда исчерпал все доводы заявил:
— Не пошлете, всю жизнь обижаться буду. Вспоминая об этом, Александр удивлялся теперь
своей смелости и настойчивости. Ведь Столярский мог запросто выставить его за дверь, ни слова не говоря.