Последняя гроза
Шрифт:
Пять лет жизни во Франции давали о себе знать. Как ни странно, в будничном Париже эпатаж сводился к минимуму, все просто и естественно, ничего напоказ. Сначала его это так же удивляло, потом привык. Подружки Валентина были невероятно женственны, мгновенно откликались на чувства, ни из чего не делали проблем. Никаких истерик и клятв про любовь навеки. Встретились глазами и пошли навстречу безотчетному. И с Дельфин он познакомился точно так же. Много романтики и просто жизни. Здесь и сейчас. Он, правда, не учел, что период любви должен быть недлинным. Иначе не то чтобы возникали вопросы, но возникают некие ожидания.
Расставание с милой и легкой в общении
Валентин с трудом протолкнулся к барной стойке через потных и пьяных танцующих людей. Неужели это может нравиться? Зачем им все это? А ему? Он знал зачем. Бежал от себя, от ситуации, своих мыслей. Что его ждет впереди? Всю его семью? Невозможно было находиться среди бьющих током родственников. События последних дней окончательно выбили его из седла.
Зачем он вернулся в Москву? Вроде бы жизнь в Париже складывалась успешно, он знал, что многие ему завидовали. Позади – защита диплома, уже маячила работа на кафедре. Живи и радуйся, но вдруг Валентин понял, что безумно устал.
История расставания с Дельфин стала последней каплей. Ее «гадюшник», может быть, был и не таким ядовитым, как в его собственной семье, но такое гнездо его тоже не устраивало. Ну а уж если совсем начистоту: хотелось свободы и денег. Устал быть бедным студентом, жить в двенадцатиметровой комнатке. «О-ля-ля, из окна виден парк Тюильри! Какая разница, сколько метров в твоей комнате?» Да большая разница! В душе не развернуться, туалет не отапливается, соседи занимаются любовью практически у тебя на голове. А ведь ему казалось, что ехал он как раз за свободой. Нет, свобода – это деньги. И только деньги. Дед уверял, что профессия. Да, он прав. Но в профессии нужно состояться, и Валентин обязательно это сделает. Но сколько на это уйдет времени? Возможно, целая жизнь. В итоге он станет великим математиком или аналитиком, возможно, даже нобелевским лауреатом. В восемьдесят лет. Или даже в шестьдесят. Но это же кошмар! Захочется ли ему пить коктейли в этом самом баре в шестьдесят лет?! И вот он вернулся. И что? Надо отдать должное, ему и сейчас не хочется… Какой коктейль, когда дома такой кошмар…
Тем не менее он здесь, ждет Семена, пытается стать своим в этой странной и такой чужой для него тусовке.
Он заказал себе виски со льдом. И где носит Семена? Сколько можно ждать? Валентин в который раз посмотрел на часы. Девушка, стоявшая рядом, буквально упала на его плечо. Валентин мягко отодвинул вдупель пьяную девицу. Безразмерный пиджак, черные обтягивающие брюки и розовые волосы в придачу. И вот тоже во француженках есть не только стиль, но и шарм. Никогда француженка не оденется потому, что модно. Всегда в ее образе должен быть какой-то смысл.
В модной Москве смысл один – «потому, что так у всех». К чему эти розовые волосы? Это что-то обозначает? Или потому, что у Тамарки зеленые? «И я тоже не лыком шита». Валентин оценил стоимость пиджака и обуви. Спасибо, что не кроссовки. Не то чтобы ему это было важно. Хотя да, именно важно. И сразу понятно, как с человеком общаться. Сам бренд не имел никакого значения. Но был важен для человека, который его носил. Эта вещь давала характеристику его владельцу. Вот, к примеру, Дельфин. Ну надо же… Он давно ее не видел и, казалось, уже и не вспоминал. А вот вернулся
А о каком достоинстве говорила, к примеру, сумка «Луи Виттон» у его соседки? Только о том, что это подделка. Хозяйка об этом знает, но ей хочется казаться тем, кем она не является. Но если бы сумка была настоящей, то тоже понятно, что либо дочка богатых родителей, либо папик содержит. Поэтому рюкзачок с рынка сильно подвыпившей девушки раздражал его гораздо меньше. То, что он с рынка, не вызывало никаких сомнений. Во Франции такими на улицах торгуют. Прямо на земле разложены тряпки, а на них сумки (понятное дело – «Шанель»), бейсболки, темные очки. Никаких столиков. Незадачливым продавцам нужно уметь не только продавать, но и быстро убегать.
Валентин еще раз внимательно посмотрел на розовую пантеру. Да не пантера она, даже не кошка, а так – капибара. Маленькая нутрия, еще и крашенная в розовый цвет. Девушка с трудом подняла голову и попыталась улыбнуться. Сережка в брови, тату на шее. И опять все как у всех.
– Закурить есть?
Валентин пил немного, ему это было неинтересно, так, только чтобы поддержать разговор. Сам не зная почему, он начал девице отвечать:
– Девушка, курить вредно.
– Тогда пригласите меня выпить.
– Мне кажется, вы сегодня свою норму уже выпили.
– Вам так кажется? Тем более! Значит, мне пора опохмелиться. Ну, чтобы завтра не заболеть окончательно. Может быть, красного? Да! Я читала! Бокал красного вина благотворно действует на организм.
– Мне кажется, ей больше подойдет стакан водки. – Откуда-то нарисовался Семен.
– О! Старик, сколько можно тебя ждать?
– Прости, приехала Мишель. То-се, сам понимаешь. Да что ты возишься с этим чмом? Пошли отсюда!
– Скажи мне, кто твой друг. – Неожиданно розовая капибара произнесла фразу на приличном французском.
– Ого! Вот это поворот. Стало быть, мадемуазель с тобой? Это та самая прелестная парижанка? Ну это же меняет дело… – Семен пододвинул Валентина и пристроился на барный стул.
– Мадемуазель из Балашихи. – Капибара громко икнула. – Но там тоже сегодня говорят по-французски. В некоторых районах.
– Занятно! А я Семен. Друг вашего благодетеля.
– Он мне не благодетель. Гуляю на свои. Тебя, кстати, звать-то как, благодетель?
– Валентин.
– Как мило. Соответствовать не смогу. Это к тому, что я не Валентина. – Девушка снова икнула, задержала воздух, чтобы представиться с достоинством. – Анна. А давайте будем танцевать!
Валентин никак не мог определиться со своим отношением ко всему происходящему. Когда-то Семен был его закадычным другом. Вместе зажигали по клубам, соревновались, кто больше выпьет, кто больше девчонок подцепит. Сегодня все сильно изменилось. Или изменился он, или поменялась страна? Или виной всему новые обстоятельства?
Суббота
8:00
Анна с трудом оторвала голову от подушки. Открыть смогла только один глаз. Шея затекла, ей показалось, что она спала вниз головой. Она попыталась что-то разглядеть хотя бы одним глазом. Вроде бы подушка имелась, но она точно ее видела впервые в жизни.