Последняя Империя
Шрифт:
— Хорошо, давайте-ка займемся другими действующими лицами в этой камарилье.
Перебирая фотографии, Рубежный задержал в руках один из снимков.
— А это кто такой?
— О, весьма своеобразная личность в окружении губернатора. Некто Федор Шикунов. Фигура необычная для этой офицерской компании. Бывший боксер, в свое время сидел, сейчас явно в фаворе у генерала. Числится обычным завхозом, но ездит на джипе, в подчинении пять таких же как он головорезов. За глаза его все величают «интендантом». Есть предположение, что он выполняет самую грязную работу, ту, за которую не хотят
— Где-то я видел эту рожу, — пробормотал Рубежный. — Есть еще его снимки?
— Даже видео. Поставить?
— Давай.
Поглядывая на экран телевизора, Рубежный продолжал перебирать фотографии.
— Стой! — внезапно вскрикнул он. — Перемотай-ка пленку назад! Останови!
Васильев перемотал пленку назад, Александр подошел поближе.
— Что это? — спросил он, ткнув пальцем в экран. Васильев сначала не понял, затем сказал:
— Скорее всего блик. Солнце отразилось.
— Дай-ка еще чуть вперед.
Кадр сдвинулся, острый блик на экране исчез.
— Солнце было сзади? — рассуждал словно сам с собой Рубежный.
— Да.
— Есть еще фотокадры этого типа?
— Есть, но они не готовы.
— Мне нужна его левая рука. И как можно крупнее.
Штатный фотограф группы кивнул головой и удалился в ванну. Через полчаса они рассматривали большие, еще мокрые листы фотоснимков.
— Вот они, — сказал Рубежный с торжеством в голосе. — Блик был уж очень сильный. Бриллиантики сыграли на свету. «Ориент» Витьки Семенова, царство ему небесное. Безобиднейший был парень…
Рубежный машинально взглянул на следующую фотографию и замер, не договорив предложения. На снимке была запечатлена другая, правая рука личного завхоза генерал-губернатора. На его запястье была четко видна наколка — красный ромб с эмблемой спортивного клуба «Спартак». И майор наконец вспомнил, где он видел Федора Шикунова.
ЭПИЗОД 46
Это было в сыром, ветреном октябре две тысячи четвертого года. Рубежный тогда только начинал свою карьеру в ФСБ в бывшем Свердловске, ныне Екатеринбурге, и вызов к начальнику областного управления был для него событием чрезвычайным.
— Разрешите войти, товарищ генерал-майор? — спросил он, переступая порог кабинета.
— Проходи, Саша, садись.
У генерала Марусева была своеобразная манера обращаться к своим подчиненным по именам: Саша, Коля, Петя. При его седой голове и общем добродушии тона это походило на задушевный разговор отца с малыми детьми.
— Будет тебе, Саша, одно задание, довольно простое, но ответственное. Сегодня на десять часов назначен митинг протеста общественности против распространения наркотиков. Пройдет он на окраине города, в печально знаменитом Цыганском поселке…
Увидев удивленное лицо подчиненного, генерал кивнул головой:
— Да-да, не удивляйся. Это не моя идея, я бы его не разрешал, но… Раз губернатор дал согласие, то он состоится. Охрану обеспечивает милиция, а наше дело присмотреть за происходящим с точки зрения каких-либо инцидентов. Возьмешь «Волгу», оператора, постоите в сторонке, поснимаете. На рожон не лезь, твое дело фиксировать все, что случится. Все
— Так точно! — козырнул Рубежный, хотя на самом деле ему ни черта не было понятно в этом странном задании.
Лейтенант знал, что митинги и демонстрации запрещены по всей стране еще с пятнадцатого июня, а тут вдруг такое странное мероприятие, и не где-нибудь в центре города, а на окраине, как раз в одном из главных очагов распространения наркотиков. Цыганский поселок состоял из полутора сотен многоэтажных дворцов цыганских наркобаронов, и более сомнительного места для митинга протеста было не найти.
Все разъяснилось, когда машина подъехала к пустырю на окраине Екатеринбурга. Вместо ожидаемых Рубежным пары сотен людей на обширной площади колыхалась многотысячная толпа. Выбравшись из «Волги», Александр окинул взглядом площадь и оценил всех собравшихся в три тысячи человек. На двух грузовиках стояли мощные колонки, а с платформы третьего вещали ораторы. Микрофон держала бедно одетая женщина с двумя фотографиями в руках. До нее было метров пятьдесят, не меньше, но Рубежный и отсюда видел, что это фотографии двух детей.
— …Ей было всего тринадцать, когда она умерла от передозировки! Сейчас они лежат рядышком на кладбище, а я одна доживаю свои дни. Зачем мне такая жизнь?!
Голос женщины сорвался на рыдания, и ее тотчас же оттеснил в сторону другой оратор, плотный, мордастый мужик лет пятидесяти. Голос у него не дрожал, а наоборот, был хорошо поставлен, с отменной дикцией.
— Доколе русский народ будет терпеть эту свору отравителей! Мы, русские, слишком терпеливы, мы долго, триста лет терпели монгол, пока не скинули их иго! Никто не смог завоевать русского человека и русской земли — ни поляки, ни немцы, ни французы. Сейчас же нас хотят сломить с помощью наркотиков, уничтожить весь народ. Неужели мы будем терпеть на своей земле это зло?! Долой цыганскую сволочь, выкинуть их из города и вообще из России!
Толпа восторженным ревом встретила последний тезис оратора. Рубежный тем временем заметил, что народ все прибывает и прибывает. Подходили со стороны города в одиночку и группами, а затем подъехали три больших «Икаруса» с эмблемами спортивных обществ. Из них высыпали одетые в тренировочные костюмы парни с явно спортивными замашками.
Александр обратил внимание и на другую, так же весьма многочисленную группу парней с одинаково бритыми головами, одетыми в кожаные куртки с многочисленными заклепками. Эти привлекали к себе внимание явно хорошей организацией, стояли, как на параде, ровными рядами, по команде хором кричали либо: «Долой», либо "Да здравствует Россия!".
"И скинхеды здесь? Явно будет заваруха", — подумал Александр.
Ему пришлось изрядно покрутить головой, пока он нашел еще один необходимый элемент столь многочисленного собрания людей. В стороне он митинга, около «уазика» курил сигарету щуплый, чернявый милиционер с погонами лейтенанта.
— Командир, кто у вас тут старший?
— Чего тебе? — недовольно буркнул страж порядка.
Рубежный показал свои корочки. Молодой, примерно его возраста лейтенант мрачно глянул на документы и нехотя ответил: