Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось
Шрифт:
Лепик послушно поставил графинчик с уксусом на стол и пояснил:
— Полностью этот стишок звучит более внушительно: «Не беречь от яда почки — жизнь толкать к последней точке». В оригинале там хорошая рифма. Однако, милая, следовало ли в присутствии столь молодой дамы напоминать, что мне уже за шестьдесят?
Наконец заговорил и Кундзиньш:
— Простите, но я, например, был бы польщен, если бы жена так заботилась обо мне.
— Поживите с мое, тогда поймете, что иногда это осложняет жизнь, — и Лепик поцеловал жене руку.
«Две парочки за одним столом. Не много ли? Я тут определенно лишний», —
Но самое неприятное было еще впереди. Словно завидевший красную тряпку бык, через весь зал в атаку на столик устремился Мехти Талимов. Глянув исподлобья на Приедитиса, он процедил сквозь зубы:
— Я с тобой за один стол не сяду. Если поел, уважаемый, то идите! Боюсь, что ваше присутствие испортит мне аппетит.
Приедитис и не собирался задерживаться. Наверху его ждали товарищи.
— В самое время! — воскликнул Находко, когда Имант вошел в комнату. — Дай сюда руку, если только ты уже не предложил ее кому–нибудь из твоих дам. Не Шерлок Холмс, а прямо Казанова с милицейскими погонами.
Он долго изучал сквозь лупу кончики пальцев Иманта, затем торжественно провозгласил:
— Твои, все сошлось! Так что неидентифицированной остается только мозолистая рука с зигзагообразным шрамом на широком большом пальце. Идеальная примета — как из учебника.
— Ты что, хочешь, чтобы мы ходили взад и вперед и пожимали руку каждому отдыхающему? — запротестовал Войткус.
— Если вы доверяете моему нюху, то в этом доме нам искать нечего. Такая ладонь может быть только у рыбака, скажу еще точнее: у повредившего палец крючком для ловли угря. Это, конечно, еще не доказывает, что он унес рукопись.
— А что другое мог он искать в чужой комнате? — Войткус был готов согласиться с версией капитана. — Не к девочкам же шел!
— Может, хотел продать рыбу. Мало ли…
— Рыбу обычно обеспечивает Том Дзирнавниекс, шофер из «Латвии», — сообщила Апсите. — Но сегодня ловкач пересел на большой автобус и укатил в Ригу.
— Тем больше оснований самому искать клиентов… Настоятельно советую тебе, Саша, поглядеть, где дымит коптильня, и сходить познакомиться.
— Непременно, — обещала Апсите. — Мы как раз собирались в поселок, может, что–нибудь выясним у киномеханика Олега. Он, говорят, частый гость в «Магнолии».
— Не слишком донимайте его вопросами. Во всяком случае, пока не вернется Мурьян. По–моему, пока не получим показаний Жозите, будем шарить вслепую, — посоветовал Приедитис.
— Значит, и у тебя впустую?
— Почему «и»? — немедленно возразила Апсите. — В наших руках, самое малое, четыре нити.
— Лучше, если бы одна, — покачал головой Войткус. — Но какой–то шахер–махер мы здесь раскопаем. А тогда можно будет и назначить ревизию.
— Чего же вы еще ждете? — начальственным тоном вопросил Находко. — За работу, товарищи!
Атака на королевском фланге
Если считать по минутам, то на одиннадцатом этаже работы было меньше, чем на нижних. Но Астра никогда не выходила отсюда раньше трех. Она считала, что должна приспособиться к ритму жизни отдыхающих, а не вводить свои порядки. В этом, полагала она, и заключался глубокий смысл обслуживания. Человек приехал побездельничать, и надо дать ему возможность спокойно выспаться, а если захочет — и поработать, когда вздумается. Убрать комнату она может и в обеденное время, и даже вечером,
А в остальном Зубков был старик что надо — это Астра поняла раньше прочего персонала, пришлось лишь привыкать к тому, что убирать надо было в присутствии хозяина, который даже в столовую не спускался. Как приехал, так и не переступал порога, еду велел доставлять наверх, свежим воздухом дышал на балконе.
— Почему я должен здесь видеть те самые физиономии, которые осточертели мне еще в институте? — в первый же день изложил он Астре свое кредо. — К чему тогда было выбивать творческий отпуск? Мне надо работать, пока еще голова варит, — и, заметив, что девушка с удивлением глядит на пустой стол, стеснительно прибавил: — Мне деньги платят за то, что я думаю.
Астру в этом доме ничего больше не удивляло. Один целыми днями не разгибал склоненной над рукописью спины, другой просыпался к обеду, зато у него до утра горел свет и слышались шаги. Иные уходили на далекие прогулки, чтобы проветрить легкие и мозги, были и такие, которые непрерывно отравляли свой организм никотином и кофеином, потому что работать могли только в состоянии возбуждения.
«Знаешь, когда я чувствую себя по–настоящему счастливым? — однажды признался ей кто–то из ученых. — Когда надо работать, а я бездельничаю. Тогда отдых дает самое большое удовольствие. Зато в законном отпуске мне скучно, и я всегда захватываю с собой какую–нибудь работу, хотя жена и сердится.»
Мало ли приходилось слышать упреков и трагических вздохов, когда слово получали жены отдыхающих.
«Если уж не желаешь заботиться о себе, подумай хоть о семье. Куда мы без тебя денемся?»
Летней порой жены успокаивались достаточно быстро — утро проводили на пляже, после обеда просили Астру показать ягодные и грибные места. И лучшего проводника они не нашли бы во всем Приежциемсе. Правда, на свою укромную грибную плантацию девушка не водила никого, но горожанки приходили в восторг и в рощах, полных лисичек, и на полянах, густо поросших земляникой. В приступе благодарности одна страстная охотница за грибами попыталась засунуть Астре в карман сложенную десятку.
«Купи себе конфет. И еще раз спасибо за все!»
Девушка в растерянности грубо оттолкнула ее руку.
«Я на чай не прошу!» — И, повернув назад, оставила женщину на лесной тропинке.
О своей грубости она пожалела на следующий день, когда в комнате уехавших отдыхающих обнаружила адресованное ей письмо и сверточек.
«Не поминайте лихом и примите маленький сувенир как талисман грибника.»
В свертке оказалась расписанная множеством слов трикотажная рубашка с кроваво–красными буквами Love в районе сердца. Хотя в школе Астра учила немецкий, она все же знала, что по–английски слово это означает любовь, но понадеялась, что мать этого не поймет, потому ей очень захотелось сразу же надеть красивый подарок.