Последняя история Мигела Торреша да Силва

Фогель Томас

«Он прячется внутри».

Лев тотчас же бросился вперед, наклонился над краем и вытаращил глаза на себя, точнее, на свое отражение в воде. Яростно рявкая, он прыгнул на бортик источника – в ответ оттуда зарычало эхо, – повернулся к зайцу и с царственным пафосом в голосе произнес:

«Царь может быть только один, и это я».

Громко рыча, он бросился на мнимого соперника, то есть на самого себя, ушел под воду – и утонул.

Рибейро выслушал рассказ с явным удовольствием,

некоторое время помолчал, раздумывая, а потом сказал:

– Моя любимая поговорка – подобное стремится к подобному – относится и к гибели, здесь в прямом смысле слова. И кое-что еще: заяц, первоначально бывший в тупиковом положении, в конце концов побеждает своего минотавра, заманивая его в зеркальную ловушку. Триумфальный исход.

– Для льва не совсем триумфальный, – возразил Мануэл. – И возможно, не всегда в конце должна быть смерть.

– Но ведь жить – это значит или есть, или быть съеденным. Все остальное – нянюшкины сказки.

– Я думаю по-другому. Взгляд в зеркало, может быть, таит в себе большие опасности, чем просто смерть, иные разрушения, которые разъедают и изнуряют душу.

– А что это за история? – Рибейро с любопытством посмотрел на своего визави.

– Это наполовину… – Мануэл замялся. – В общем, эта история осталась незаконченной.

– У арифметика не бывает нерешенных задач, – заявил Рибейро и настойчиво повторил свой вопрос.

– Да что я знаю, – ответил Мануэл подавленно. – Это всего лишь сказка, сон, выдумка. Мой дед никогда раньше ее не рассказывал, и я почти забыл ее.

В голосе Мануэла вдруг зазвучало упрямство. Он знал, что лжет, и знал также, что его учитель заметил это.

«Пожалуй, – подумал Рибейро, – тут сердечная рана». И потянулся к трубке. Голубовато-лиловое табачное облако повисло в тишине предсумеречных часов.

– Начались каникулы. Ты собираешься на все это время остаться в Коимбре? – спросил он, чтобы сменить тему. – Что ты будешь делать?

Мануэл пожал плечами.

– Понятия не имею, – пробормотал он печальным голосом.

– Я думаю уехать на некоторое время, – сказал Рибейро, – хочу навестить одного из старых знакомых. Он тоже профессор математики, несколько лет преподавал в Париже, а теперь живет в Порту.

Мануэл прислушался.

– Вы поедете в Порту?

– Да, – ответил Рибейро и подивился смущению в голосе Мануэла, – я уеду на следующей неделе.

– Мне очень жаль, – сказал Мануэл, – но Порту пробуждает во мне смешанные чувства.

– А не хочешь ли ты сказать, кто виноват в этом? – задал Рибейро встречный вопрос.

– Никто, – ответствовал Мануэл, – и это тоже не тайна. Тем не менее до сегодняшнего дня никто не знает об этом.

– Старая любовь…

– В известной мере. – Мануэл печально улыбнулся, не мог не подумать о Марии и своем деде, а потом сказал: –

За несколько дней до смерти Мигел Торреш да Силва отправился на паруснике вниз по Дору к Порту, чтобы продать там несколько бочек своего лучшего вина.

Рибейро молчал. Затем через некоторое время осведомился:

– А ты, когда ты в последний раз был в Порту?

– Много лет назад.

– Тогда поехали вместе, если хочешь. Я знаю маленький постоялый двор, где ты сможешь жить за умеренную плату.

Мануэл ошеломленно посмотрел на него. На это он не рассчитывал. Его чувства колебались между благодарностью и сомнением.

– Ответь мне завтра. Я буду рад, если мне не придется путешествовать в одиночку.

– Я поеду с вами, – внезапно твердо сказал Мануэл. – Благодарю вас за приглашение.

* * *

Летучие мыши перечеркивают печальную ночь. Паутина грохочущей грусти отражает мой смущенный лик. Кнут пьяного кучера обжигает хромого мула, не зная пощады. Я спотыкаюсь, как заключенный, втянутый в магический круг. В сердце угнездилась забота, горестная тоска.

Мануэл записал все, что ему пришло на ум. Потом с досадой смял бумажный листок, сунул его куда-то и отправился бродить по ночным переулкам.

Заметив бредущую навстречу парочку пьяных, с трудом держащихся на ногах, он спрятался в темноту подъезда какого-то дома. «Не поддаваться ничему, что обрушивается на меня, и прежде всего досаде». И он пошел дальше, но теперь уже домой.

* * *

– Такое впечатление, что у тебя в университете сверхурочные занятия. Что можно изучать вплоть до глубокой ночи? – с иронией спросила Мария, когда Мануэл вошел в комнату. Как громом пораженный, застыл он в проеме двери. Она, улыбаясь, пошла ему навстречу, закрыла дверь и бросилась ему на шею. Оцепенение, охватившее Мануэла, постепенно отпустило. Оба долго стояли молча, крепко обнявшись.

– Но… как ты вошла сюда?

– Не бери в голову. Ночью все кошки серы. А что делал ты?

– Профессор Рибейро пригласил меня на шахматную партию на свою «охотничью вышку». А кроме того, я не особенно торопился…

– Не торопился, когда я тебя здесь ждала?

Мануэл нежно прижал Марию к себе и тихо прошептал:

– Если бы я знал, что ты придешь…

– Сюрприз удался?

– Ущипни меня! Скажи, что это не сон!

– Я не щипцы, – сказала Мария и поцеловала его.