Последняя из рода Дариан. Книга 1. Наказание
Шрифт:
Грохот! Что-то рядом упало. Щель света стала больше, появился черный силуэт.
И снова мамины глаза. Потом другие, похожие. Люди о чем-то говорили, спорили. Я не могла понять: эти голоса принадлежали моим родным или шевелящимся силуэтам в проходе.
Еще были руки, сопение. Меня покачивало из стороны в сторону, ноги свободно болтались, голова – тоже.
Я даже не сопротивлялась, вяло наблюдала за происходящим, погружалась в подернутое дымкой времени прошлое, сомневалась, происходило оно на самом деле или все плод моего воображения.
– Теперь должна очнуться.
Зрение вмиг восстановилось. Я резко села и тут же упала на подушку из-за прострелившей голову боли.
– Не спеши так, – рядом появился ди Тарт.
– Что произошло?
Возле передвижного столика возилась женщина в бежевом. Она положила влажную ткань и наклонилась ко мне.
– Дай-ка проверю.
– Не надо, со мной все в порядке, – увернулась я от протянутой руки и посмотрела на декана: – Что случилось?
– Ты не явилась на экзамены. Я забил тревогу. Жаль, что все так вышло, мне очень хотелось бы поработать с тобой.
– Уже все? Нет, но как же, я готова сдать их, – снова поднялась я, однако почувствовала едва ощутимое прикосновение к плечу, и глаза налились тяжестью.
– Потом поговорите, девушке нужно немного поспать.
Голоса. Тихий спор, переходящий в шипение. Яркий запах мятой гортэнлии, которая хорошо устраняла воздействие силы.
Экзамены! Нужно сдать. Я хочу учиться. Мне надо. Мне очень надо!
Сны терзали рассудок. Я видела Алиаграна, который снова молчал. Другие давили криками, приказами, толкали и тянули. В какой-то момент ученическая исчезла, а на ее смену пришло Ледяное море. Я стояла на крохотном белоснежном острове в порванной тунике, тряслась от холода и смотрела в налитые кровью глаза дикой кошки. Но эти животные обитали в теплых краях. Что она здесь забыла?
Затем все потемнело, я оказалась в каменном мешке с маленьким оконцем. На свет выступил Шай. Решительный, источающий злость, готовый мстить. За что?
Я распахнула глаза и увидела все тот же пристальный серый взгляд. Наследник склонился надо мной с пухлой бутылочкой в руках.
– Напрасно очнулась.
Внутри шевельнулся необузданный страх. Я вжалась в подушку, попыталась отползти, но врезалась головой в стену.
Вокруг было тихо. Пустые койки, блеклый вечерний свет из приоткрытых окон, покачивающаяся плотная ткань слева, частично отгораживающая нас от остальной части лекарского зала.
– Сейчас будет больно, – приблизился Шай.
Он обхватил мою голову, запрокинул, приложил бутылочку к губам. Я сжала их, замычала.
– Так надо, – процедил принц.
Я сопротивлялась, применяла силу, которая удивительным образом отскакивала от наследника и гасла. Била ею. Наотмашь, не формируя ни во что. Просто бросалась сгустками, как шарами. Сама извивалась, отворачивалась, толкалась.
– Да уймись ты, не собираюсь я тебя убивать, – прошептал он и сжал в кулак мои волосы на затылке, да так резко, что я охнула.
Принц воспользовался моментом,
– Глотай.
Язык полыхал, не ворочался. Я тянулась к лицу колдуна, царапалась, хваталась за его руку, отталкивала от себя.
– Глотай, бродяжка, – встряхнул меня принц. – Не бойся.
Горло опалило, изнутри расцарапало. Я застонала, глаза защипало от слез. А Шай ждал, тяжело дышал, удерживал меня в одном положении. По виску катилась капелька пота. Его мышцы на руках бугрились от напряжения. Я уже била кулаками ему в грудь, выгибалась, сучила ногами. Ничего не могла. Чувствовала себя пойманным в клюв червяком, которого вот-вот проглотит квоха.
– Не бойся, – повторил шепотом Шай, и я безвольно упала на койку. – Просто немного потерпи.
Глоток. В груди разлилось пламя. Оно понеслось по венам, заполнило каждую клеточку тела, разодрало, вспороло.
– Не шевелись. Это стеклянная вода, от малейшего движения будет больно. Так надо.
– Кому? – выдохнула я и закричала от вспыхнувшего внутри пламени.
С каждым новым вздохом становилось хуже. Я истошно орала, рыдала в голос, помнила слова наследника, что шевелиться нельзя, но не могла остановиться.
Он исчез. Сюда прибежали две женщины. Или три.
Успокаивали, трогали, причиняли боль. Я вопила. Билась в агонии, отмахивалась от них силой, отбивалась от прикосновений, горела, рыдала, ничего не понимала.
За что?
Я не понимала, чем заслужила подобные муки. Меня трясло. Тело не слушалось. Мозг отказывался воспринимать реальность.
Потом была спасительная тьма, секундная тишина – и снова боль.
Горло драло, ко мне снова и снова прикасались. Через пелену слез я видела силуэты. Разные, много.
От каждого нечаянного движения меня подбрасывало, скручивало, выворачивало. Пытка не заканчивалась.
– Упрямая бродяжка, – послышалось раз.
Эти слова стали ушатом холодной воды, отрезвившей разум. Я будто очнулась. Вспомнила о контроле, подчинила силу, призвала ее в помощь, отстраненно отмечая, что пуст резерв.
Контроль. Нельзя шевелиться. Нужно просто ждать.
Стало намного легче. Я слышала похвалу от незнакомой женщины и заверения, что через пару дней станет значительно лучше. Звенели стекляшки. Мне в рот лилась сладкая жидкость, от которой на языке чувствовалось холодное пощипывание.
Приходил декан. Он вел себя громко, расспрашивал кого-то, вздыхал, но словно не был расстроен. Озадачен, возможно, но чему-то рад.
– И что мне делать с кочевницей? – однажды спросил кто-то, судя по голосу, ректор.
– У тебя как раз некому за садом присматривать, сам же говорил, – ответил ему декан. – Лоренция уволилась в последний момент, прямо сбежала из академии перед самым закрытием. Посели девочку в доме для работников, пусть помогает, раз уж выйти не сможет. Тем более у них с иэн Гальтоном отработка висит.