Последняя камелия
Шрифт:
– Отпустите эту леди, – сказал он.
Его подруга стояла в отдалении. У нее была короткая стрижка, на носу – солнечные очки. Она мне показалась знакомой, но в этот момент я не могла вспомнить, где ее видела.
Шон с ухмылкой попятился и побежал к дорожке на главную улицу, крикнув напоследок:
– Мы еще не закончили, Аманда!
– Пойдемте в полицию, – сказал мужчина. – Нужно написать заявление.
– Уже вернулись? – спросила Мэйв, женщина в полицейском участке. – Раскрыли дело клайвбрукского убийцы? – Но ее лицо изменилось, когда она увидела слезы в моих глазах. – Все в порядке, мисс?
– На нее напали, –
– Проходите, – сказала Мэйв, вставая.
Женщина-полицейский указала мне на стул:
– Пожалуйста, садитесь. Меня зовут Люси. – Она протянула мне пенопластовую чашку с водой.
Я села за стол и, начав кусать ноготь, ощутила вкус крови.
– Давно вы так? – спросила Люси, указывая на мою руку.
Я инстинктивно согнула пальцы, пряча обгрызенные ногти.
– Уже много лет пытаюсь избавиться от этой дурной привычки.
– Люди грызут ногти, когда испуганы и чувствуют себя загнанными в клетку. Я знаю. Я давно на этой работе.
Я разжала руки и посмотрела на них новым взглядом.
– Ничего, бывает, – сказала Люси.
По моей щеке покатилась слеза, и когда Люси попросила рассказать мою историю, я не стала скрывать правду и рассказала ей все: о трудном детстве, о Майлзе, об обожженном запястье, об угрожающих письмах и звонках, об обещании раскрыть мое истинное лицо мужу, о прошлом, которое я так стремилась скрыть и от которого хотела отречься. Когда я все выложила, мне стало намного легче.
– Не корите себя, мисс, – успокоила меня Люси. – Вам было пятнадцать. Вы тогда были ребенком. На вашем месте любой бы сделал то же самое. Важно то, что вы пытались спасти малыша.
Я кивнула.
– Если вы подождете здесь, я позвоню нашим коллегам в Америке и попрошу досье на этого Шона. Посмотрим, что у них есть на него.
Я кивнула. Через полчаса она вернулась с охапкой бумаг, только что выползших из факса, и протянула мне его фото.
– Да, есть такой, – проговорила она. – Объявлен в розыск в трех штатах за кражу, изнасилование, он представляет для детей опасность, за ним числятся и другие преступления. Если мы разыщем его и учтем ваши показания, то отправим назад в Америку, снова за решетку, где ему и место.
– Спасибо, – поблагодарила я.
– Где ваша машина?
– На улице.
Она кивнула:
– Уже темно. Я пошлю полицейского проводить вас до дома. На всякий случай.
– Спасибо, – снова поблагодарила я.
– Спасибо вам, Аманда. За вашу смелость.
Я опустила голову.
– Я больше не Аманда. Я Эддисон.
Я собиралась рассказать Рексу о случае в сквере, когда вернусь в поместье, но, войдя в спальню и увидев его лицо, не смогла решиться. Если расскажу о происшествии в сквере, то придется рассказать все, а я была еще не готова разбить вдребезги свой образ в его глазах, который я так тщательно создавала годами.
Когда Рекс уснул, я на цыпочках спустилась вниз, чтобы проверить, все ли двери заперты, но задержалась в гостиной, заметив в углу у окна несколько рулонов бумаги. Не светокопии ли это? Я подошла и развернула их на полу перед собой. Мне было приятно узнать, что дом в основном останется прежним. На первом этаже планировалась новая кухня. Подъездную дорожку украсят новыми колоннами. Прекрасно. Детская, кабинет Анны, третий этаж с оранжереей останутся
Глава 21. Флора
1 августа 1940 года
Лорд Ливингстон должен был вот-вот приехать из Лондона, и атмосфера в доме сразу же изменилась. Скатерти были отглажены с особой тщательностью. Столовое серебро еще раз отполировали. Даже дети, казалось, находились в напряжении. Джени все утро прижималась ко мне, отказываясь спать, а учитель сказал, что Николас был рассеян на уроке арифметики.
Мы знали о прибытии лорда Ливингстона, потому что мистер Хэмфри поехал за ним на вокзал. Дорога туда и обратно занимала пятнадцать минут, поэтому в половине одиннадцатого я попросила детей выйти на подъездную дорожку встречать отца. Джени завизжала, когда мальчики заметили вдали машину, направляющуюся по извилистой дороге к дому. Она пошла было навстречу, но я взяла ее на руки. Кэтрин без конца трогала свою косу, которую я скрутила ей в пучок и заколола шпилькой. С такой прической она выглядела на удивление взрослой.
– Думаете, отец заметит, как я убрала волосы? – спросила она.
– Конечно, – ответила я. – Наверняка заметит, дорогая. И поймет, какая ты красавица.
– Надеюсь, он привезет нам подарки из Лондона, – улыбнулся Николас.
– Как вы думаете, купил он модель аэроплана, о которой я говорил? – обернулся к нам Эббот. – Из каталога «Хэрродса»?
Я надеялась, что отец обрадуется встрече с ними, но когда машина подъехала, он вылез оттуда, даже не улыбнувшись.
– Добро пожаловать домой, отец! – крикнул Николас.
Лорд Ливингстон поднялся по ступеням в дом и лишь кивнул нам.
– Здравствуйте, дети, – произнес он без всяких эмоций, отдавая шляпу и пальто мистеру Бердсли.
– Принесите мне чай в кабинет, и поскорее! – велел он дворецкому. – Есть срочное дело, требующее моего внимания.
Лорд Ливингстон быстро скрылся в доме, и дверь за ним захлопнулась. Когда мы вышли на улицу, было довольно тепло, но теперь поднялся ветер. Джени поежилась, и Кэтрин начала потирать плечи. Николас надулся.
– Пойдемте, дети, – сказала я. – Вы увидите отца позже.
Эббот пнул камешек, и тот отлетел на дорогу, и, отскочив от колпака колеса, чуть не попал в мистера Хэмфри.
– Эббот! – закричала я. – Сейчас же извинись перед мистером Хэмфри.
– Не извинюсь! – крикнул он, убегая на террасу.
– Простите, – сказала я шоферу. – Я поговорю с ним.
– Бесполезно, – сердито пробурчал тот. – Я говорил вам, что этот парень – дьявол.
Мы так и не увидели лорда Ливингстона до самого обеда, и дети все утро обижались на него. Но когда начали садиться за стол, то каждый на своем стуле обнаружил подарок. Подарки были завернуты в синюю бумагу и перевязаны шпагатом.