Последняя кантата
Шрифт:
Когда он возвращался в спальню, ему послышались чьи-то шаги у входа в квартиру. Нет, он не бредил, паркет и правда поскрипывал… Он остановился и позвал:
— Констанца, это ты?..
Ответом ему была только тишина. Он вошел в спальню и лег на постель. Усталость, казалось, отступила, дышать стало легче. Он схватил перо и, продолжая напевать, написал три такта.
— А ты, Иосиф, — произнес он вслух, вспоминая покойного австрийского императора, — ты ее знал, ты знал тайну? Нет, разумеется, а, однако, ты мог бы…
Он написал еще два такта, напевая различные партии.
— …Наконец ты, как и все, узнаешь тайну… Да, все ее узнают, потому что я ее от-кро-ю. Да!
Judicantus homo reus. [7]
«Ради
7
Человек, судимый за его грехи (лат.).
Он снова услышал поскрипывание паркета, и это прервало его мысли. Он поднял взгляд.
Его перо повисло в воздухе, между мыслью и бумагой.
В проеме двери стоял человек в сером. Посыльный. Маска скрывала его лицо, полы длинного плаща спадали до самых ступней ног.
Человек сделал несколько шагов и застыл около кровати.
— Но что вы здесь делаете? Как вы вошли? Надеюсь, вы явились не за партитурой, я еще не закончил ее.
И как бы в доказательство этого он написал еще несколько нот. «Слишком много нот!» — сказал ему как-то Иосиф II. Какое счастье, что, словно заглаживая свою вину за глупое суждение, он дал ему Пратер!
— Вы же видите, я еще не закончил: я работаю над ним, над вашим «Реквиемом», ваш хозяин будет доволен. О, но… Вы же не говорите, что он не может ждать, что его похороны состоятся завтра в соборе Святого Стефана? Хотя такое случается, когда слишком спешат!
Он расхохотался, и это кончилось ужасным приступом кашля.
Человек в сером подождал, пока он откашляется, и спокойно сказал:
— Это не его похороны предстоят, а ваши, мэтр.
Он выронил перо. Чувство, которое он испытал во время первой своей встречи с посыльным, было еще живо в его памяти. Это была сама Смерть, она заказала ему «Реквием»!
— Как это — мои похороны? И не рассчитывайте! Мне всего тридцать пять лет! Бах умер в шестьдесят пять! Мне предстоит жить почти столько же, сколько я прожил, и я должен еще многое написать! Я знаю, все мои творения вот тут, тут! — сказал он, показывая на свою голову.
Человек в сером отошел от изголовья кровати, стал справа и застыл в неподвижности, словно изваяние.
Это был не он, не посыльный. Тот был выше, его движения — более резкие, и маска у него была другая.
И тогда он понял, что это конец.
Со Смертью можно было шутить. С Богом можно было разговаривать. В своей музыке он столько раз обращался к Богу на ты! Но против заурядного убийцы он ничего не мог поделать!
Lacrimosa dies ilia…
Вольфганг Амадей Моцарт заслужил, чтобы 6 декабря 1791 года, после полудня, в венском кафедральном соборе Святого Стефана был совершен обряд отпевания, [8] очень упрощенный реформами Иосифа II. Вынос тела состоялся в пятнадцать часов, и легенда гласит, что из-за буйной метели никто — даже Констанца — не присутствовал при погребении.
8
Многие биографы Моцарта указывают, что отпевания не было.
Однако метель сильно подвергается сомнению историками,
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИЗЛОЖЕНИЕ ТЕМЫ
В основе любой фуги лежит единственная, неизменно преобразуемая тема: толстый том Музыкальных идей, которые все извлечены из одной Идеи!
9
Веберн Антон (1883–1945) — австрийский композитор, дирижер. Один из представителей так называемой новой венской школы.
2. ЛЕТИСИЯ
Париж, наши дни
Летисия внимательно оглядела себя в зеркале. Оно отражало очаровательную девушку с прекрасной фигурой, приятным лицом с тонким ртом и темными глазами. Ее черные волосы — от итальянской родни — благодаря тщательному уходу ниспадали на плечи красиво. Летисия склонила голову направо, чтобы посмотреть на себя с другой точки. «Можешь идти, старушка! Но, смотри, не расслабляйся!» — подумала она и улыбнулась той своей сокрушительной улыбкой, столь коварной у других женщин, к которой она из христианского милосердия прибегала лишь изредка.
Дочь лионского банкира и венецианской принцессы, она унаследовала от отца чувство своей незаурядности и равнодушие, а от матери — отсутствие предрассудков и страстность.
Джованна Форцца вскоре после своего замужества выказала желание покинуть Лион, где ее супруг Жорж Пикар-Даван управлял банком, носящим его имя, и вернуться в Венецию. Мсье Пикар-Даван, сославшись на то, что ему трудно будет управлять банком из-за границы, эмигрировать отказался. Привязанность к лагуне, к Морской таможне, к площади Сан-Марко — ко всему вместе — была настолько сильной, что принцесса покинула мужа. Ему удалось оставить маленькую Летисию у себя, но при условии, поставленном матерью, что девочка будет носить фамилию Форцца.
Летисия надела длинное темно-синее платье, затянутое в талии, белоснежный воротник которого отлично подчеркивал черноту ее волос. «Вечер с Лиссаком, старушка, — это не шуточки». Она сдвинула китайскую ширму, прошла через свою «творческую мастерскую» к старинному «Бёзендорферу», [10] единственному черному элементу, которому дозволено было наряду с ее волосами выделяться на сочетании пастельных и тусклого белого цветов.
Сев за пианино, Летисия начала играть Итальянский концерт Баха, играть немного в более быстром темпе, чем указано в партитуре. Не прерывая игры, она обвела взглядом свое жилище. Американская кухня была в образцовом порядке; в гостиной с глубокими белыми кожаными диванами и длинным низким японским столом царил художественный беспорядок, как раз в меру; книги начинали переполнять сделанные на заказ шкафы, но ведь такова судьба всех настоящих библиотек. «Ночную зону» скрывали две китайские ширмы. И лишь один «рабочий» угол оставлял желать лучшего — около пианино стояли чертежный кульман, на котором лежал большой лист нотной бумаги, и широкий письменный стол в стиле Людовика XVI с партитурами, книгами о композиторах и музыковедческими трудами.
10
«Бёзендорфер» — австрийская фирма музыкальных инструментов.