Последняя капля

Конторович Александр Сергеевич

— Ты это тем, кто про Судоплатова ещё помнит, расскажи! Как и тем, кто сейчас подобные вещи делает. Слушай, я ж не совсем ещё из ума выжил!

Собеседник вздыхает и кладёт на стол руки.

— Ладно, проехали… Я к тебе с конкретным предложением прибыл.

— Валяй.

— Заканчивай здесь свои похождения и возвращайся. Мы тебя вывезем по дипломатической линии. Или каким угодно другим способом. Ты нам, со своими способностями и опытом и дома пригодишься.

— Зачем?

— Молодых учить. Им это — край

как надобно! Или ты тут ещё не со всеми поквитался?

— Не со всеми, ты прав. Есть ещё должники…

— Ну, хорош уже, правда! Тут война скоро по результатам твоих похождений вот-вот начнётся. Ты и вправду разошёлся вовсю — уже отдельное кладбище скоро под тебя оборудовать придётся.

— Только одно?

Мамонт нехорошо щурится.

— Ты ж меня знаешь… я не приехал бы просто так. Я не шучу — остановись! Реально — ты столько тут уже наворотил! Сколько лет теперь всё разгребать — ты не подумал?

— А был должен? Объясни мне Мамонт… мы ведь знакомы много лет… Почему, когда в моей жизни наступила такая жопа, я остался один? Где наш всемогущий МИД с его дипломатами? Почему американцы могут послать куда-то, к чертям на рога, свой спецназ, чтобы вытаскивать каких-то там ошалелых туристок или экологов — а мы не можем? И не говори мне, что нет сил — они есть, и ты это знаешь. Ответь — и я уеду с тобой.

Он какое-то время молчит. Не тороплю, наливаю себе минералки из стоящей не столе бутылки. Понимаю его… он мужик правильный, но ему поручили такую миссию… это — точно не его сфера деятельности. Свернуть кому-то шею, что-то там взорвать — это, пожалуйста! А вот такими уговорами заниматься… сознавая при этом мою правоту… Но он на службе — обязан!

— Слушай… — он поднимает на меня взгляд. — Ты прав! И я ничего тебе возразить не могу! Не знаю, как бы я сам на твоём месте поступил бы… Откровенно — даже завидую, хоть это и дико, наверное, звучит. Ведь ты мог дать в рыло своим врагам! И дал! Всем — невзирая на их должности и положение! Но — у меня приказ! Привезти тебя в Москву.

— На суд? — язвительно спрашиваю у него.

— Очумел? Тоже мне, нашёл судебных приставов! Поверь — закопать тебя прямо здесь было бы намного проще… Просто ты уже создал столько проблем, что решать их теперь предстоит целой куче всякого народа.

— А зачем их вообще решать? Не проще ли оставить это кубло змеюк само по себе? Пусть продолжают поиски неведомых злодеев — ведь под вас же никто не роет? Чем больше они будут заняты здесь — тем меньше у них будет ресурсов на что-либо серьёзное в других местах! У них тоже не вся страна из суперменов вообще-то состоит!

— Ты не понимаешь… Приказ — он вольных толкований не допускает!

— Это для тебя приказ — святое. А я вообще — официальный покойник, и мне все эти ваши заморочки по барабану. Так что, твоему руководству придётся напрячь мозги и родить достаточно веский аргумент для того,

чтобы я тут всё нахрен бросил и поехал с тобой. И это — без вариантов! Ибо там, дома, меня вообще никто слушать не станет. Это ты можешь им передать хоть сейчас. И на этом — всё!

Собеседник вздыхает.

— Ладно, уговорил… Передам, хотя особой любви к тебе это не добавит.

— Да, неужто? Да только за те данные, что я нашему общему знакомому переслал, там всё управление должно меня в задницу прилюдно расцеловать! Уж мне-то сказочки можно не рассказывать, я кое в чём разбираюсь ещё!

— Добро. Тебе придётся обождать. Но, хотя бы это время постарайся тут новый Армагеддон не устраивать, лады?

Это он ещё про вчерашний подрыв спецгруппы из-за океана ничего не знает! Ничего будет им там ещё один аргумент!

— Не привыкать… Мы всю жизнь чего-то ждём.

Я сижу на лавочке около чьей-то могилы. У местных, надо же — обнаружилась та же традиция, что и у нас. Ставить скамеечки и лавочки около дорогой сердцу могилы. Чтобы можно было присесть и поразмышлять… о многом. А на оградке стоит мой телефон и на его экране сейчас виднеется скромное такое надгробие — установленное, надо полагать, за счёт местного муниципалитета.

Краткая надпись.

«Мария Каленич, 32 года».

И всё.

А больше ничего и не нужно — я и так всё помню хорошо.

На надгробии нет её фото — но это лицо я никогда не забуду. Сколько жить буду — буду помнить. Да, я не могу подойти к могиле — не факт, что за ней никто не присматривает. Но вот видеть её издали, при помощи современной техники, мне никто не запретит. Вот и гляжу… вспоминаю.

Милые моему сердцу теплые руки, ласковый голос… как мне всего этого сейчас не хватает! Я не могу спать ночью — постоянно ищу ёё руки и просыпаюсь в поту, так ничего и не обнаружив. Как немного нужно человеку для счастья! Отчего мы не умеем ценить те мгновения, когда рядом с нами находится любимый человек? И только потеряв всё, мы внезапно понимаем — вот оно то, что давало нам волю и желание к жизни! А теперь этого нет… и в груди возникает страшная звенящая пустота. Которую ничем уже не заполнить…

Мария… счастье моё!

Единственная моя отрада, радость жизни моей!

Теперь ты здесь, а я… я пока рядом. И постараюсь быть тут как можно дольше.

Чем ты для меня была? Воздухом, которым я дышал, водой, которую я пил…

И вот — тебя нет.

Я только сейчас понимаю, как много ты для меня значила. И вот твой уход — трагический и нелепый, послужил тем толчком, который всё изменил. Для меня — и для многих других. Он стал той последней каплей!

Которая переполнила бочку с порохом…

К О Н Е Ц

[1] Заминированный автомобиль