Последняя королева
Шрифт:
– Нет, это ты самая красивая! – Я поцеловала Каталину и взяла за руку.
Вдали послышался громкий звук трубы.
– Быстрее! – поторопила донья Ана. – Ее величество ждет.
Мы вместе вышли на обширное выжженное поле, где уже возвели возвышение под пологом. Там стояла моя мать в розовато-лиловом платье с высоким воротником, с диадемой на голове. Как всегда в ее присутствии, я машинально слегка присела, пытаясь скрыть свой рост.
– Ах, вот и вы! – Она махнула рукой в перстнях. – Идите сюда. Исабель и Хуана, становитесь справа от меня, Мария и Каталина слева. Вы опаздываете. Я уже начала беспокоиться.
– Простите нас, ваше величество. – Донья Ана присела в глубоком
Мать окинула нас взглядом.
– Отлично выглядят. – Она нахмурилась. – Исабель, hija mia, [2] ты опять в черном? – Она перевела взгляд на меня. – Хуана, выпрямись.
Я подчинилась, и тут же снова запела труба, на этот раз намного ближе. Мать поднялась на возвышение к трону. На дороге, под развевающимися знаменами, возникла кавалькада грандов – высшей испанской знати. Во главе их ехал мой отец; черный камзол с красным плащом подчеркивал его широкие плечи. Под ним гарцевал андалузский боевой конь в попоне цветов Арагона – алой с золотом. Позади него ехал мой брат Хуан; его золотисто-белые волосы падали на раскрасневшееся худое лицо.
2
Дочь моя (исп.).
Воины встретили их радостным ревом.
– Vive el infante! – кричали они, ударяя мечами о щиты. – Viva el rey! [3]
За ними торжественно следовали священнослужители. Лишь когда они достигли поля, я заметила среди них пленника. Люди расступились. Отец дал знак, человека на осле заставили спешиться и под всеобщий хриплый смех вытолкнули вперед. Он споткнулся и едва не упал.
У меня перехватило дыхание. Ноги его были босы и окровавлены, но во всей позе чувствовалось нечто царственное. Размотав грязный тюрбан, он отбросил его в сторону, и по плечам рассыпались черные волосы. Он оказался вовсе не тем, кого я ожидала увидеть, – калифом-язычником, который преследовал нас в ночных кошмарах, чьи орды со стен Гранады обливали наши войска горящей смолой и осыпали огненными стрелами. Высокий и худой, с бронзовой кожей, он шел через поле туда, где ждала моя мать, с высоко поднятой головой, словно кастильский гранд в роскошном одеянии в зале для приемов. Когда он упал на колени перед ее троном, я на мгновение увидела его усталые изумрудные глаза.
3
Да здравствует инфант! Да здравствует король! (исп.)
Опустив голову, Боабдиль снял с шеи железный ключ на золотой цепочке и положил его у ног матери, признавая поражение.
Из воинских рядов послышались насмешки, аплодисменты и оскорбления. Боабдиль, взгляд которого выражал смесь нескрываемого презрения и крайнего отчаяния, бесстрастно дождался, когда шум утихнет, и лишь затем произнес заранее подготовленную просьбу о милости. Он замолчал, все взгляды обратились к королеве.
Мать встала. Несмотря на небольшой рост, дряблую кожу и постоянные синяки под глазами, в ее голосе, разнесшемся над полем, чувствовалась мощь повелительницы Кастилии.
– Я выслушала просьбу мавра и смиренно принимаю его объявление о сдаче. Я не намерена причинять дальнейших страданий ему или его народу. Они отважно сражались, и в награду я дарую всем, кто обратится в истинную веру, крещение и прием в лоно нашей Святой
С замиранием сердца я увидела, как вздрогнул Боабдиль, и тут же все поняла. Это было хуже, чем смертный приговор. Он сдал Гранаду, положив конец столетиям мавританского владычества в Испании. Ему не удалось отстоять свою цитадель, и теперь он желал почетной смерти. Вместо этого ему предстояло жить побежденным, в изгнании, терпя унижения до конца своих дней.
Я посмотрела на мать: она удовлетворенно сжала губы. Она все знала и планировала заранее. Даровав мавру помилование, когда тот меньше всего этого ожидал, она уничтожила его душу.
С посеревшим лицом Боабдиль поднялся на ноги. К его коленям прилипла обожженная земля.
Гранды сомкнулись вокруг него и повели прочь. Я отвернулась: окажись он победителем, без колебаний предал бы смерти моего отца и брата, каждого гранда и рядового воина на этом поле. Он обратил бы в рабство моих сестер и меня, обесславил бы и казнил мою мать. Он и ему подобные слишком долго оскверняли Испанию. Наконец-то наша страна объединилась под одним скипетром, одной Церковью, одним Богом. Мне следовало радоваться победе над мавром.
Но отчего-то больше всего мне хотелось его утешить.
Мы вступили в Гранаду блистательной процессией. Впереди несли потертое распятие, которое прислал нам его святейшество папа римский, чтобы освятить языческие мечети. За нами следовали знать и духовенство.
Со всех сторон слышались нестройные рыдания. Еврейские склады с товарами запирались на замок. Благоухающие пряности, ярды шелка и бархата, ящики с целебными травами представляли собой истинное богатство Гранады, и мать приказала обеспечить купцам защиту от разграбления. Позднее она намеревалась описать, пересчитать и продать эти сокровища, чтобы пополнить казну Кастилии.
Я ехала вместе с сестрами и фрейлинами, глядя на разрушенный город и не веря своим глазам. Здания стояли пустые и обгоревшие. Наши катапульты целиком сровняли с землей стены, и над грудами разбитых камней поднималась вонь гниющей плоти. Я видела истощенного ребенка, который неподвижно стоял возле разлагающегося трупа какого-то животного, привязанного к вертелу, стоящую на коленях среди руин тощую женщину. В их пустых взглядах не чувствовалось ни ненависти, ни страха, ни сожаления, словно сама жизнь ушла из них.
Мы начали подниматься по дороге в сторону Альгамбры, легендарного дворца, построенного маврами во времена расцвета их славы. Не удержавшись, я приподнялась в седле и вгляделась сквозь пыль от копыт, чтобы первой увидеть знаменитые стены.
Послышался чей-то крик. Женщины вокруг меня натянули поводья, останавливая лошадей. Удивленно оглядевшись, я вновь посмотрела на дорогу впереди – и застыла.
В небо, подобно миражу, уходила высокая башня. На ее парапете виднелись несколько фигур в вуалях и тонких покрывалах, которые развевал ветер. Отблески света играли на золотых и серебряных нитях, которыми были вышиты их одеяния.
– Быстрее! – прошептала позади меня донья Ана. – Закройте девочке лицо. Ей нельзя это видеть.
Повернувшись в седле, я посмотрела на Каталину. Испуганный взгляд сестры встретился с моим, и в то же мгновение какая-то дама опустила на ее лицо вуаль. Вцепившись в поводья, я развернулась, и у меня вырвался крик ужаса: фигуры на парапете шагнули с него, словно собирающиеся взлететь птицы.
Дамы вокруг меня судорожно вздохнули. Фигуры на мгновение словно застыли в воздухе, сбрасывая вуали, а затем камнем устремились вниз.