Последняя крепость Земли
Шрифт:
– Нет, серьезно!
– Серьезно… – Генрих Францевич аккуратно подцепил пинцетом что-то в оптическом блоке, сдул на пол. – Серьезно, я даже сдрейфить не смог. Я сразу понял, что никуда не пойду, спасибо. Я свое уже отбегал…
– А говорили…
– Я ничего не говорил. Я пил коньяк и высказывал предположения.
– Я же видел – вы почти согласились. Еще секунда…
– Женя. – Генрих Францевич на секунду отвлекся от профилактики оборудования и посмотрел на журналиста. – Я понимаю, вы совсем недавно испытали болезненное унижение…
– Какое там унижение, – пожал плечами Касеев.
– Нет? –
– Про дерьмо уже было.
– Это про засранца было, а про дерьмо, извини, не было. У меня все ходы записаны. Так вот, после того как ты облажался, не смог ответить за базар…
– Может, хватит? – поинтересовался Женя.
– Может, – согласился Генрих Францевич. – Так вот, если ты испытываешь некоторые негативные чувства, то возьми вон поотжимайся. А на мне отрываться нечего. Я старше, я спокойнее, я умнее, в конце концов. Я работаю с материальной частью.
Касеев встал с кровати и прошелся по палате, от мониторов к двери и обратно.
– Вы что-нибудь понимаете? – спросил Касеев.
– Что-нибудь понимают все, – улыбнулся Пфайфер. – Я понимаю чуть больше других, но если ты уточнишь свой вопрос, то я, конечно же, пойму еще больше.
– Ладно, по-другому.
Женя присел на край кровати Пфайфера. Генрих Францевич отодвинул блок памяти подальше от края. Блок памяти – штука хрупкая, и падать ей на пол противопоказано.
– Вы поверили хоть чему-то в выступлении капитана? – спросил Касеев.
– Ты хочешь, чтобы я ответил?
– Конечно!
– Даже несмотря на то что мы сейчас наверняка шикарно смотримся на каком-нибудь мониторе?
Наблюдатель улыбнулся и немного прибавил звука. Старик ему определенно нравился. Пацан слишком нервный, а старик держится молодцом. И если он сейчас чего-нибудь расскажет эдакого о господине капитане Горенко, то будет потом что дать капитану почитать утречком в распечатанном виде.
В каждой работе есть свои небольшие развлечения.
– Пусть смотрят, – отмахнулся Касеев. – И пусть слушают. Нам скрывать нечего!
– Как скажешь, как скажешь.
Генрих Францевич стал неторопливо собирать систему блок за блоком.
– Так вы поверили хоть чему-нибудь?
– Да.
– Поверили?
– Женя, меня удивляет, как вы со своей патологической неспособностью точно сформулировать вопрос умудряетесь быть одним из ведущих журналистов нашего агентства. Вы спросили меня, поверил ли я чему-нибудь. Да, поверил. Чему-нибудь. Например, когда он предложил выпить. Я выпил, не испугался. Поверил, что он ничего пакостного в бутылку не плеснул. А вот если вас интересует, поверил ли я в историю про солдат и неуязвимую технику…
Пфайфер защелкнул корпус, смахнул с него несколько пылинок и вложил аппаратуру в кофр.
– Ну? – спросил, не выдержав паузы Касеев.
– Интересует? – любезно улыбнулся Пфайфер.
Касеев тяжело вздохнул.
– Не нужно так нервничать.
– Помните, – кивнул Женя.
– Вы знаете много полковников с такой тонкой душевной организацией? – осведомился Пфайфер. – Можете не отвечать. Это ж нужно было до чего человека довести, чтобы он такое с собой чуть не сделал… – Пфайфер покачал головой. – Человека задело за живое… Что задело за живое этого человека? Вот вас бы в такой ситуации что зацепило бы?
– Не знаю… Не из-за него же, в самом деле, все произошло…
– Что-что? – быстро переспросил Пфайфер и даже приложил руку к уху. – Ась?
– Не из-за него же все произошло? – повторил Касеев, прислушиваясь к собственным словам.
– Мы можем только пофантазировать, – сказал Генрих Францевич. – Попытаться себе представить, что именно там произошло. Вы полагаете, что пролет и появление этого странного подразделения совпали случайно?
– Ну уж, во всяком случае, не засаду они устроили… – усмехнулся Касеев. – И слава богу! Если бы они туда с ракетой пробрались, то сейчас бы мы с вами здесь не сидели, а летали бы где-нибудь в районе райских кущ. Во Владивостоке вон умудрились накрыть Братьев, корабль взорвался – и нету того Владивостока. В Сети регулярно гуляют кадры того места, где раньше стоял славный город. Какая там у нас высота пролета была?
– Извините, Женя, я не мерил.
– На такой высоте хватило бы и крупнокалиберного пулемета. Я слышал…
Легенды об уязвимости Братских кораблей гуляли с самой Встречи, регулярно находились те, кто видел сам или разговаривал с тем, кто лично…
Лично Генрих Францевич ничего такого заметить в Севастополе не сумел. Он сумел только на третий день добраться до штольни какого-то флотского склада. Склад создали во время одной из двух оборон Севастополя и выкопали от всей души, с большим запасом прочности.
Когда пошел дым, из штольни пришлось уходить. Пфайфер оказался к выходу близко, успел выскочить под звездное южное небо, оглядеться и увидеть, как корабль, в неверных сполохах пожаров похожий на дирижабль, медленно скользит над бухтой. С северной стороны вдруг полетели белые огоньки трассирующих пуль. Кто-то смог…
Пули летели как-то даже не торопясь, словно понимали, что все это бессмысленно, что такой туше, родившейся где-то среди звезд, они не смогут причинить вреда. Но все-таки летели.