Последняя крепость
Шрифт:
Герц проговорил озадаченно:
– В самом деле?
– Представьте себе. Ситуация неоднозначная, как видите. Надо ее раздуть как следует. Все-таки колбасной алии куда больше, чем ортодоксов, это они кладут свои жизни на алтарь отечества… которое отказывает хоронить их рядом с людьми, а только рядом с собаками.
– Ну уж и с собаками…
– Да ладно вам, перехлест совсем небольшой, кто заметит? А вот то, что погибших за Израиль отказываются хоронить с чистокровными евреями на одном кладбище, – это факт.
– Я сегодня же распоряжусь, – пообещал Герц. – Будут запросы, возникнет дискуссия. Шум поднимется сам, нам не придется
Их взгляды встретились, в этом кабинете понимают, что шум можно поднять и в Израиле, и по всему миру, где живут евреи. Проблема в том, что в девяностые годы в Израиль хлынула масса евреев из России, которую чуть позже назвали «колбасной алией». Как раньше ездили за колбасой в Москву, так потом все ринулись в Израиль, где будет у любого возможность покупать колбасу ежедневно. Все бы нормально, ничего стыдного нет в том, чтобы поехать за колбасой, но вся проблема в том, что эта колбаса… свиная.
Большинство из приехавших не знает и не желает знать ни о каких запретах на еду, они преспокойно работают в субботу, не соблюдают еврейские праздники, даже Новый год отмечают первого января, а не в канун рош ха-шана. Однако они грудью защищают Израиль как от арабов, так и от всяческих нападок со стороны «прогрессивного человечества». Таких «нечистых» евреев в Израиле большинство, и вот это большинство тоже объявлено неполноценными. То есть они лучше, чем остальные: немцы, французы, арабы, славяне, американцы, поляки – что совсем уж свиньи, но эти евреи хуже чистопородных.
И потому недостойны даже после смерти лежать с ними на одном кладбище.
Файтер молча поглядывал на разговорившихся между собой силовиков и политиков. Немного ушли в сторону, даже сильно ушли, но это ничего, каждый либо изливает душу, либо выкладывает то, что его лично задело больше всего в этом «еврейском вопросе», будь он связан только с Израилем или вообще со всей диаспорой.
Олмиц, как глава ЦРУ, ревниво вспомнил и начал с жаром доказывать, что Израиль сам занимался терроризмом и продолжает заниматься и сейчас. Взять хотя бы поиск фашистских преступников по всему миру. У МОССАДа свои списки, он рассылает отряды убийц по всей планете, разве это не терроризм? Взять поимку Эйхмана, которого они отыскали в Аргентине, тайно захватили, держали в подвале, а чтобы вывезти его из страны, вызвали из Израиля правительственный самолет не то с министром торговли, не то экономики, неважно. Терроризм на правительственном уровне!
И это все опять же следствие их доктрины расового превосходства, когда евреям позволено в отношении неевреев все, границы государств для евреев не существуют, законы других государств для евреев тоже не святы, еще как не святы…
Интересно, мелькнула ироническая мысль, кто из них первым сообщит в Израиль об этом сверхсекретном совещании? И кто дословно перескажет, что кем было сказано и какое решение принято?
Глава 12
Мария спала, хищно-черные волосы разметались по всей подушке, создавая рисунок дикой необузданной красоты. Лицо должно бы смягчиться, у всех женщин во сне становится моложе и беззащитнее, здесь постаралась физиология, представляя спящего как милое безобидное существо, которое просто жаждется еще и укрыть собственным плащом от ночного холода, однако лицо Марии оставалось суровым и строгим, словно и в том мире торопливо перевязывает раненых, руководит их погрузкой и, возможно,
Он легонько коснулся губами ее щеки. Ощутил легкий пушок, как на спелом персике, такой бывает только у юных девушек, потом исчезает то ли сам, то ли под слоями тонального крема.
Ее длинные изогнутые ресницы не дрогнули, хотя глазные яблоки под ними чуть-чуть двигаются из стороны в сторону, явно видит сон.
Он вспомнил, что подобное лицо видел только однажды, когда ребенком был с экскурсией в Музее древностей, там увидел не то египетскую, не то иудейскую царицу, ее страстное лицо и удивительные глаза врезались в память, а потом, когда перешел в стадию взросления, именно это лицо появлялось в сладко-томительных снах, заканчивающихся взрывами наслаждения.
– Кто ты, Мария? – шепнул он едва слышно. – Кто ты?
Разведчик всегда должен быть начеку и всегда подозревать всех спутников, что они оказались рядом не случайно. Женщины в МОССАДе работали на оперативных должностях с первых же дней существования этой разведки, но сейчас их положение окрепло, их не меньше двадцати процентов сотрудников. В подразделении «Радуга», к примеру, их почти половина, столько же и в «Ярмарке». Правда, «Радуга» специализируется на тайном проникновении в чужие квартиры и офисы, чтобы что-то украсть или установить аппаратуру прослушивания, а «Ярмарка» обеспечивает прикрытие для офицеров разведки, когда те встречаются с источниками информации, но хоть и в меньшем количестве, но женщины служат и в других отделениях. В том числе в убойных.
Он улыбнулся, вспомнив, что замом начальника МОССАДа в его первый прилет в Иерусалим была знаменитая Ализа Маген, а сейчас человеком номер два в МОССАДе одна из ее способнейших учениц, лица которой никто не видел, Малка Гдыня.
Мария не просыпалась, он поднялся как можно тише, пальцы ухватили одежду, так же неслышно обулся. Когда протянул руку к двери, за спиной послышался скрип кровати.
Мария прищурилась от яркого света, что вломился в щель между шторами, глаза сонно мигали.
– Уходишь? – спросила она.
– Извини, – ответил он с широчайшей улыбкой, – ты так сладко спишь, что просто грех было будить. Мне нужно встретиться со своими туристами, иначе поднимут переполох! Сама знаешь, с этими взрывами они ожидают всего. А руководитель группы отвечает за всех…
– Нужно ездить индивидуально, – проворчала она.
Он развел руками:
– Не все такие богатые. Но раз уж проснулась, как насчет того, чтобы вечерком встретиться и пообедать вместе?
Она переспросила с сомнением:
– Вечерком? Пообедать?
– Тогда поужинать, – поправился он и сказал с укором: – Ты чего такая придирчивая? Женщина не должна выглядеть умной!
– Но что делать, – ответила она хладнокровно, – ум не спрячешь. Номер телефона записал?
– Да.
– Тогда до вечера, – ответила она и рухнула навзничь. – А я еще посплю… Ты измочалил меня, орангутанг!
Он ступил из прохладного подъезда на улицу, поспешно надел темные очки. В неистовом блеске утреннего солнца колышется золотистый воздух, величественно вздымаются горы, а улица напоминает Великую Китайскую стену: точно такие же древние глыбы с обеих сторон, машинам не разъехаться, только маленький ослик смиренно провезет тележку, ни клочка зелени, однако он услыхал воркование голубей, спрятавшихся вверху не то в нишах, не то на месте выпавших камней.