Последняя крепость
Шрифт:
Президент подошел к малозаметной двери, по обе стороны два морских пехотинца с автоматами в руках изображают статуи, отворил двери, приложив ладонь к сенсорной панели, Гартвиг уловил едва заметный кивок и первым вошел в комнату отдыха президента.
Дверь захлопнулась, Файтер сказал с кривой усмешкой:
– Полная изоляция. Подслушать невозможно…
– Да, господин президент, – ответил Гартвиг невозмутимо. – Надеюсь, все именно так.
Комнатка невелика, там в самом деле широкий диван, где президент может прилечь и отдохнуть, даже вздремнуть, а также стол, два кресла,
Файтер подошел к столу, но не сел, Гартвиг поразился, насколько движения президента стали скованными, он как будто несет на себе гору, гору вечной мерзлоты, что замораживает ему кровь.
Когда он повернулся, Гартвиг даже вздрогнул, лицо президента осунулось, а под глазами за считаные секунды наливаются темные мешки.
– Как вы помните, – произнес Файтер мертвым голосом, – для сената и конгресса у нас вариант давления на Израиль политическими методами. Для высшего военного состава, от которого зависит сосредоточение войск вокруг Израиля, – операция, построенная на молниеносном захвате нашими коммандос ядерных объектов Израиля.
Он остановился, прямо взглянул на военного министра. Гартвиг ответил осторожно:
– Зная наших болтунов, можно быть уверенными, что наших коммандос уже пасут.
– Вот-вот, Грехем. Я рад, что вы все так хорошо понимаете. Весь мир знает только о первом варианте, очень узкий круг знает о втором… в том числе и правительство Израиля. Но, как вы можете догадаться, существует и третий вариант.
Гартвиг взглянул остро, серые глаза поблескивают загадочно, но ответил с привычной осторожностью:
– Я понимаю, господин президент.
Он смотрел все так же ровно и ясно, Файтер глубоко вздохнул и медленно выдохнул, подумал, что ради такого случая можно бы и четыре ампулы, и хрен с ним, что сердце завтра лопнет, сейчас как никогда нужна кристально-чистая голова и быстро работающий мозг, поколебался, прежде чем сказал, как будто голым бросился в прорубь:
– Третий вариант… о котором знал только я, а теперь и вы, это все, что запланировано в первом… должно произойти в реальности.
Гартвиг дернулся, глаза расширились, даже дыхание участилось, но взгляд все так же не оставлял президента. Файтер замер, это самая решающая минута, опасных моментов много, и на каждом можно поскользнуться.
После паузы Гартвиг произнес чуть охрипшим голосом:
– Да, господин президент. Я понимаю, это самое радикальное решение проблемы. Я поздравляю вас с мужественным решением. Я горжусь, что был рядом с вами.
Файтер незаметно перевел дыхание, указал Гартвигу на кресло, сам сел, уже более раскованным движением придвинул к военному министру увесистый том, пальцы поддели шелковую закладку.
– Это их Талмуд. Книга законов, которым подчинены все евреи. Вот фраза, что мир будет принадлежать только евреям, а все неевреи не будут допущены в будущий мир. Такого не говорил даже Гитлер!
Гартвиг взял книгу, Файтер видел, как военный министр небрежно пробежал взглядом по строкам, злая улыбка скользнула по его губам.
– Господин президент, наибольший шанс влить евреев в человечество был у Иисуса Христа. Но раввины и тогда были
Файтер буркнул:
– Ну почему же… Все верно. Побаиваюсь. И оттого рассчитываю каждый шажок. И потому всю операцию разрабатывал сам.
Гартвиг кивнул.
– Иисус указал евреям путь в Царство Небесное, но они ждали такого же зверя, как и Моисей, что убивает всех первенцев в Египте, разрушает Вавилон, крушит железным жезлом всех противников евреев, разбивает, убивает, сжигает живьем, кладет под железные молоты младенцев неевреев, бросает в огненные печи… словом, как все у них написано, а он взял и указал путь к любви и миру между народами, где «нет ни эллина, ни иудея», а все равны, все – человечество.
Файтер ощутил неимоверное облегчение, все-таки военный министр – редкий интеллектуал, как хорошо, что в США такой пост не может занимать военный, а только гражданский человек.
– Спасибо, – сказал он, – спасибо за понимание. Действительно, очень многие из тех, кому Иисус проповедовал, готовы были за ним пойти, и потому для раввинов Иисус страшнее ста тысяч разбойников вроде Вараввы. Он уже тогда своей проповедью снес гору расизма, что раввины нагромоздили на Тору. А то, что сразу же нашел среди евреев уйму последователей, говорит о том, что уже тогда был близок к решению задачи… перед которой стоим сейчас.
– Все верно, – согласился Гартвиг, его умные серые глаза загадочно поблескивали. Файтер вдруг сообразил, что военный министр подхватил тему Иисуса Христа, довольно неуместную в этот момент, и развивает ее только для того, чтобы дать ему, президенту, возможность перевести дух и собраться для следующего шага. – Вообще, господин президент, многие заповеди Иисуса понятны только тем, кто знает, против чего они направлены. К примеру, «люби врага своего», вроде бы что-то нелепое и нежизненное, даже непонятное сейчас, было направлено… да и сейчас направлено против той ненависти и вражды, которыми наполнены Ветхий Завет, где столько преданий, как убивать и истреблять неевреев… А вот если бы Иисус начал играть роль националиста, раввины бы его поддержали!
Я вполне понимаю вас, господин президент. Мы действуем вполне в рамках христианской морали. На нас нет греха. Большой грех, когда готовятся убивать людей только за то, что те не принадлежат к высшей расе евреев, и нет греха в том, чтобы уничтожить таких тиранов. Мои генералы, господин президент, выполнят любой приказ. Честно говоря, этот приказ они, уверяю вас, исполнят с особенным удовольствием!
Они пожали друг другу руки, Файтер неожиданно поднялся, Гартвиг тут же вскочил, и Файтер обнял Гартвига. Оба чувствовали страшное одиночество, как будто только двое против всего человечества, но тут же взяли себя в руки, Файтер надел на лицо рассеянную улыбку государственного деятеля, отворил дверь, что подчиняется только ему, Гартвиг вышел и сразу направился к генералам.