Последняя любовь гипнотизера
Шрифт:
И еще у нее закончилось молоко, и на несколько мгновений, когда Элен стояла перед открытым холодильником, это показалось ей чем-то вроде конца света. Она даже топнула ногой. Ей необходимы хрустящие кукурузные хлопья и тосты в сочетании с холодным молоком.
Быстрым движением Элен сунула подсохший кусок хлеба в тостер — с обвиняющим видом, как будто за ней наблюдал некто, ответственный за отсутствие в доме молока, и он должен был испытать чувство вины. Потом вышла, чтобы подобрать газеты на заднем дворе, куда их бросал разносчик, явно нарочно стараясь угодить прямо в середину живой изгороди, так что Элен приходилось рыться
А потом, вдобавок ко всему, когда Элен жевала подозрительно кислый тост и читала газеты, полные дурных новостей — убийства, катастрофы, войны и самоубийцы со взрывными устройствами, — она наткнулась на статью под заголовком «Одна из главных свадеб сезона».
И под ним красовалась фотография ее клиентки Рози. Прошло уже около двух месяцев с тех пор, когда Элен видела Рози в последний раз, и за это время девушка очень сильно похудела. Все соблазнительные изгибы ее фигуры исчезли. Плечи Рози выглядели костлявыми и ссутулившимися под бретелями свадебного платья. Девушку окружали четыре высокие худощавые подружки невесты в платьях до пола. Значит, Рози все-таки решила выйти замуж. Ее открытие, сделанное под искусным воздействием гипноза Элен, — что ей не удается бросить курить просто потому, что на самом деле она не хочет замуж, — в итоге ни к чему не привело. То ли девушка решила, что на самом деле это не так, то ли предпочла в любом случае сочетаться браком. Возможно, все из-за денег или из-за общественного положения. А может, просто потому, что у нее не хватило храбрости отменить венчание после рассылки приглашений множеству важных особ.
В любом случае от этого настроение Элен еще больше испортилось. Она почувствовала себя бесполезной и некомпетентной.
Зазвонил телефон. Элен поспешила ответить в надежде, что кто-нибудь отменит встречу; в идеале отмене подлежала самая первая утренняя встреча, чтобы можно было вернуться в постель.
— Доброе утро, — быстро ответила она. — Это Элен.
— Что-то непохоже, чтобы у тебя было по-настоящему доброе утро!
Это оказалась Харриет, младшая сестра ее бывшего возлюбленного. Они остались приятельницами и после того, как Элен с Джоном расстались.
Харриет была миниатюрной, нервной, властной женщиной, но очень часто ее ехидные высказывания отражали именно то, что чувствовала сама Элен. Точно так же, как иной раз она ощущала странное, но очень сильное желание испытать резкий, острый вкус лакрицы. Но прямо сейчас звук немножко гнусавого голоса Харриет ударил по нервам Элен, как терка для сыра.
Элен глубоко вздохнула, беря себя в руки, как будто собиралась бегом подняться на крутой холм, и сказала:
— Харриет, как дела?
— Отлично, отлично, я просто захотела немножко поболтать. Мы уже сто лет не болтали.
Только Харриет могла решить, что половина восьмого утра в понедельник — самое подходящее время для болтовни.
— Да-да, давненько, — согласилась Элен и на мгновение позволила себе закрыть глаза.
Ее охватило нелепое желание завизжать во все горло.
Всякий раз, когда Элен разговаривала с Харриет, перед ее мысленным взором всегда появлялся Джон. Она буквально слышала его голос в оборотах речи Харриет. Та напоминала ей о том, что Джон все еще существует.
Элен предпочитала казаться уверенной и беспечной, решительно шагающей по жизни, когда разговаривала с Харриет, чтобы именно это
— Как Джон поживает? — вместо этого спросила она.
Пусть лучше Джон сразу выйдет в центр сцены, а не ошивается где-нибудь на задворках их разговора.
— Забавно, что ты о нем упомянула! Ты просто не поверишь, но мой брат, старый холостяк, решил жениться! Мы все просто потрясены! Представляешь?
— Нет. — Элен слегка откашлялась. — Но это же замечательно!
Она прожила с Джоном четыре года, но слово «брак» ни разу не прозвучало. Элен была уверена, что Джон просто не верит во всякие социальные институты и ему даже в голову не приходило спросить Элен, как она сама к этому относится. А на самом деле Джон просто не был уверен в том, что должен на ней жениться!
Чувства Элен были глубоко задеты. Ей даже показалось, что они как будто разбились, словно ряд тончайших фарфоровых чашек, лопнувших одновременно. Осколки боли поплыли внутри ее тела; самые крошечные кололи нервные окончания, крупные застряли в груди.
Ох, бога ради, тебе ведь нет до этого никакого дела! Ты любишь другого человека! Ты действительно влюбилась по-настоящему впервые в жизни! Тебе нет дела, тебе нет дела, тебе нет дела…
Вот только дело-то было.
— Он и знает-то эту девушку всего несколько месяцев! — продолжала Харриет. — Она, представь себе, стоматолог-гигиенист!
Несколько месяцев. Всего через несколько месяцев. Может быть, Джон тоже впервые в жизни действительно влюбился? Конечно, это замечательно, что Элен никогда не любила Джона по-настоящему, но совсем не замечательно то, что Джон не любил саму Элен. Почему? Потому что она была для него просто миленькая!
— Ну, как бы то ни было, мы все уверены, что это ненадолго, — сказала Харриет, и ее голос слегка дрогнул, как будто она отступала назад после того, как нанесла удар.
Неужели Харриет специально позвонила именно в понедельник утром, в такой час, когда у любого нормального человека ослаблена самозащита, позвонила, чтобы намеренно причинить боль? Она ведь должна была понимать, что такая новость не обрадует Элен. Ведь Харриет относится к ней по-настоящему хорошо.
— Ох, я надеюсь, ради них обоих, что все будет отлично. — Элен и сама удивилась тому, как холодно и отстраненно прозвучал ее голос. — Послушай, Харриет, могу я перезвонить тебе потом? У меня сегодня неудачное утро. Молоко закончилось, и проснулась я в дурном настроении.
— Что, цикл начинается? — спросила Харриет.
Она принадлежала к тем женщинам, которые уж слишком любили обсуждать свои менструальные циклы.
— Да просто не на том боку спала.
Элен повесила трубку — и заплакала. Из ее груди рвались резкие, неровные гневные рыдания. Это было ужасно глупо. Это явно чрезмерная реакция на услышанную новость.
— Это все твое самолюбие, — вслух произнесла Элен. Ее голос прозвучал по-детски капризно. — Это все твое самолюбие, и ничего больше!