Последняя любовь гипнотизера
Шрифт:
Он хлопнул кухонной дверью, не оглянувшись на Элен.
— Спасибо за то, что слопал все мои диетические лепешки! — крикнула ему вслед Элен.
А потом, к полному собственному изумлению, схватила тарелку и швырнула ее в стену.
Все в движении. Все переезжают.
Джефф из соседней квартиры переезжает на побережье. Милая новая семья вскоре переедет в наш двухквартирный дом.
Патрик и Джек переезжают к Элен.
И только я остаюсь на месте.
Сегодня после работы я сидела в машине перед домом Патрика, пока он грузил коробки
Мать той девочки вздыхала: «Как они утомляют в таком возрасте, ведь правда?» — и я с ней соглашалась; вот только я при этом ничуть не считала это утомительным, потому что у меня просто голова кружилась от счастья.
Я любила Патрика, и я любила Джека, и мы трое все вместе начинали новую жизнь.
В тот вечер мы ели пиццу и пили пиво, и даже Джеку дали кусочек пиццы. Впервые в его жизни. Патрик фотографировал. Он сказал, что это исторический момент.
Джек ужасно забавно таращил глаза, по его лицу бродило блаженное выражение, будто он просто поверить не мог, что прожил на этой земле целых три года, не зная о существовании такой невероятной вещи, что называется пиццей. Он вгрызался в нее, как бульдозер. «Да, приятель, я тебя понимаю, — сказал Патрик. — Ты погоди, вот придет время, и ты ее попробуешь с холодным пивом!»
Это я была рядом, когда твой сын впервые попробовал пиццу, Патрик. Это я учила его делиться. Меня нельзя просто стереть, выбросить из жизни. Я была там, и я по-прежнему рядом.
Сегодня Патрик выглядел не слишком счастливым, когда укладывал коробки в пикап. Он не был похож на человека, который собирается жениться и обзавестись ребенком. Если честно, вид у него был раздраженный, он казался постаревшим.
Наверное, дело в том, что он догадался: я нахожусь неподалеку, наблюдаю за ним. Мое присутствие его просто бесит, но в то же время… Нет, тут есть и нечто другое. Я ведь знаю Патрика лучше, чем кто-либо.
Когда он поставил в пикап последнюю коробку, то направился прямиком к моей машине. Я опустила стекло окна, и Патрик наклонился и сказал:
— Саския, привет.
Я была поражена. Он ведь уже так давно не произносил моего имени! А если и произносил, то орал как резаный, будто само слово «Саския» было чем-то злобным и омерзительным.
Но на этот раз он произнес мое имя совершенно нормально, словно я просто его старый друг. И на долю секунды я преисполнилась восторженной, безумной надеждой. Он от нее уходит! Он возвращается. Это снова он, прежний Патрик. Все кончилось. И мне только и нужно, что
Но потом он заговорил, и я увидела, что на самом деле он взбешен куда сильнее, чем когда-либо. Патрик словно нес в руках бомбу, и потому ему приходилось двигаться и говорить очень тихо и осторожно, чтобы она не взорвалась.
— Я не желаю, чтобы ты вообще появлялась поблизости от Элен. Ты меня понимаешь? Можешь гоняться за мной, если тебе это необходимо, но ее оставь в покое! Она не сделала ничего дурного и такого не заслуживает!
Патрик превратился в рыцаря в сияющих доспехах, он защищал свою невинную деву от дракона. От меня. Драконом была я.
— Но я не…
— Та книга!
— Я просто вернула ее!
— И тот цветок! — Патрик буквально выплюнул слово «цветок», точно это была дохлая крыса.
— Патрик, мне нравится Элен.
Мне хотелось уверить его, что я не представляю для Элен никакой опасности. А цветок означал нечто вроде дружественного жеста, даже жеста извинения. Да, мне хотелось, чтобы Элен исчезла где-нибудь вдали, но я не хотела причинять ей зла.
— Не смей! — резко произнес Патрик. — Не смей даже говорить о ней! Не смей! О боже…
Он глубоко вдохнул и надул щеки, медленно выпуская воздух. Я вспомнила, как мы постоянно твердили Джеку: «Дыши глубже, дыши глубже», когда он начинал злиться, мы старались научить его справляться со своим гневом.
— Ты помнишь… — попыталась заговорить я.
— Когда все это наконец закончится?
Теперь Патрик говорил чертовски ровным, рассудительным тоном.
— Я никогда не перестану любить тебя, если ты об этом, — ответила я.
— Ты не любишь меня. Ты даже не знаешь меня толком, теперь не знаешь. Ты любишь свои воспоминания, вот и все.
— Ты ошибаешься, — возразила я.
Патрик вздохнул и сказал:
— Отлично, ты меня любишь, ну и что? Я женюсь на Элен.
— Знаю, — кивнула я. — Поздравляю, и с ребенком тоже поздравляю.
Лицо Патрика снова изменилось, он спросил:
— Откуда ты знаешь о ребенке? Нет, не говори. Не желаю знать. — Он отодвинулся от моей машины и ушел.
— А ты помнишь, как Джек впервые в жизни ел пиццу? — крикнула я ему вслед.
И тут Патрик внезапно замер, а потом обернулся и закричал во все горло:
— Да, помню! Да, у нас были счастливые моменты! Ну и что? — Он вскинул руку с растопыренными пальцами, и я увидел, что эта рука дрожит. — Это не может продолжаться! — На этот раз его голос звучал по-настоящему странно. — Это необходимо прекратить.
— Знаю, — ответила я и ощутила при этом абсолютное спокойствие. — Ты должен вернуться ко мне.
Тарелка, которую Элен швырнула в стену, была из сервиза ее бабушки. Этот сервиз бабушка получила в качестве свадебного подарка от своих родителей. Элен очень его любила. Если бы начался пожар, она бы бросилась спасать его. Она просто поверить не могла, что расколотила об стену одну из этих драгоценных, незаменимых тарелок. Да еще из-за банальной глупости! Патрик ведь не заявил ей, что у него появилась любовница. Они просто не смогли договориться насчет обычной встречи с некими людьми.