Последняя надежда творцов
Шрифт:
Мастер не остановился. Как и прочие конды, он легко впадал в боевой экстаз, и остановить его мог только сильный удар. Сейчас он вознамерился ударить Юрия клювом. Школа товарища Иванова сказалась: через мгновение мастер лежал ничком на полу, а Кондрахин сидел на нем, придерживая вывернутую руку конда.
Бокогу поднялся — пристыженно — и пробурчал:
— Ты силен. Попробуй удары копьем.
Когда Кондрахин перепробовал все виды оружия, мастер Бокогу признал великого воина Юри годным к зачислению в отряд. Его записали мечником, признав, что он пригоден для боя на топорах, копьях и кинжалах.
Труан довольно выслушал мастера Бокогу и сказал новому воину:
— Пока пойдешь в десяток Корло, они вскоре отправятся в поход. Проявишь себя в походе — переведу тебя в десяток охраны майора. Вопросы есть?
Вопросы были. Желудок землянина оказался слаб для местной пищи. Проще говоря, после каждой еды Юрия по три-пять раз пробирал понос. Причем такой, что не отложишь и не перетерпишь. Рыбаки носили удобные штаны, с клапаном на промежности. В них Кондрахин мог справлять свои потребности, не снимая штанов. Воинские штаны клапана не имели: как и на Земле, их приходилось снимать, когда приходила пора опорожнить кишечник. Но голый зад землянина и еще одна важная часть тела весьма отличались от схожих частей кондов.
В местной одежде Юрий еще мог сойти за конда — левые самцы часто бывали разнообразно уродливы — но голый…. Словом, снимать штаны в присутствии кондов землянин не желал категорически. Труану, само собой, он назвал иную причину. Труан, правый самец с мечами — что Кондрахина удивило — отнесся к причуде новичка снисходительно. Юри получил обычные черные штаны, только с клапаном, и его отвели в казарму.
Здесь Кондрахин разгадал секрет сговорчивости Труана. В отведенной их десятку комнате не нашлось двух хотя бы похожих левых самцов. Здесь были: малорослые, хромоногие, с укороченными руками, от природы одноглазые, лысые, хвостатые, с длинными или загнутыми клювами. Среди этих уродов Юри выглядел своим в доску.
Десятник, Корло, низкий и коренастый, указал Юри его койку, объяснил распорядок дня. Да, это был воинский отряд, несомненно. Время уходило на чистку оружия, на боевые упражнения, на каждодневные тренировочные походы. Отдельно учили грамоте, умению читать карты. Но в отличие от армии советской, с которой Кондрахин поневоле сравнивал все увиденное, воины не имели никакого отношения к кухне, к очистке территории и прочим гражданским делам. Для этого хватало левых самцов, которым не доверяли оружия.
Уже на второй день Кондрахин понял, что их десяток, вместе с десятником — просто мясо, предназначенное на убой. Поглядев, как тупо воины выполняют простейшие перестроения на гладком плацу, с каким трудом разбираются в картах-схемах, как неуклюже рубят манекен, он догадался — здесь воинов не учили. Их бросали в бой, рассчитывая, что выживут сильнейшие.
Глава 7
В поход вышли четыре десятка, вел которых Труан. Десятники обращались к нему: "сержант", но от Юри такого обращения Труан не потерпел.
— Отойдем в сторону, чтобы нас не слышали. Ты, и еще четверо воинов идете в поход, чтобы прославиться. Остальные
Кондрахин хотел задать несколько вопросов, но отложил их. И напрасно.
Еще два перехода и вот, посреди чернеющих в свете Кошелки песков вырисовался ровный ряд вражеской пехоты. Их ждали. Вражеские бойцы, все в шлемах, выставили вперед копья. Пять десятков. Силы почти равны: мечники против копейщиков. Щитов нет ни у тех, ни у других, доспехов — тоже. Копейщики в шлемах, но в ближнем бою это им не поможет. Лишь бы только мечники сумели подойти поближе!
Кондрахин соображал: "если атакуют мечники, то они проиграют; им лучше спровоцировать вражескую атаку". Тем временем ряды воинов встали друг против друга на расстоянии трех десятков шагов и начались взаимные оскорбления. Искоса взглянув назад, Юрий увидел, что Труан вытащил из-за воротника какой-то предмет и зажал его в руке. Землянин опустил руку к поясу и обхватил руками свой камень.
Теперь он чувствовал потоки мыслей: Труана — сзади, а спереди, за спинами копейщиков, стоял другой колдун, более сильный. Их мысли не соприкасались, каждый мысленно руководил своими бойцами. Юрий чувствовал — еще чуть-чуть, и боевой экстаз охватит оба отряда. Тогда воины пойдут вперед, не думая о шансах на победу, влекомые лишь одним желанием — убить врага.
Юрий вмешался. Он придержал силу Труана, придав ей направление непоколебимой стойкости. И усилил мысли вражеского колдуна, привнеся в них не свойственный тому приказ — "вперед". Кондрахин еще уловил недоумение чужого колдуна, когда копейщики с ревом бросились на шеренгу мечников, а потом ему стало не до камня.
В середине набегающего ряда врагов он разглядел белый нашлемник — голову морегреба. Туда! Отбросив легким движением меча вражеское копье в сторону, Юрий ударил копейщика ногой в грудь. Он знал, что его удар либо убьет конда, либо оставит его беспомощным инвалидом. Мечом он походя свалил соседнего вражеского воина и побежал к чужому колдуну. Стоит его остановить, и вражеский отряд рассыплется, как высохший песок.
Колдун встретил Юрия двумя обнаженными мечами. Он вращал ими стремительно, но несколько неуверенно. Легко уйдя от взмаха одного меча, отбив другой, Кондрахин снес колдуну голову и сдернул с обрубка шеи магическое яйцо.
Оглянувшись, он увидел, что бой закончился. Несколько копейщиков стремительно убегали, остальных мечники порубили на куски. К Юрию приблизился Труан:
— Ты что, зарубил колдуна?!
— Я — великий воин, я выиграл битву! Мы победили!
Труан даже съежился:
— Ты убил колдуна. Такого никогда не было. Ты нарушил традиции, и я не знаю, что с тобой будет. Это решит Р'суо. Пока что отдай мне Священное Яйцо.
— Это мой трофей, я взял его в бою. Почему я должен его отдавать? — Кондрахин решил, что ему правильнее будет вести себя необузданно. Иначе какой он великий боец?