Последняя надежда
Шрифт:
Первое, что осознал Волына, — он лежит ничком в какой-то вонючей луже. Странно, вроде на улице не было дождя. И непонятно, почему не добили?
Он кряхтя перевернулся на спину, затем сел. Кругом шелестела от порывов ветра мокрая листва деревьев. Сквозь редкие просветы в кронах виднелось звездное небо. Андрюха понял, что находится в лесу. Каким хреном его сюда занесло? «Может, они вообразили, что он мертв, отвезли в лес и бросили?» Он осторожно ощупал свое тело: «Все цело, ни царапины!»
«Так, — соображал Андрюха, — когда
В глубине леса раздался дикий вой — наверное, какая-нибудь собака заблудилась.
Не утруждая себя излишними размышлениями (он вообще не любил это дело), Волына безуспешно поискал пистолет и поднялся на ноги: «Куда идти, черт его знает. Однако холодно». Мокрая рубашка противно липла к телу. «Бр-р», — поежился он и зашагал наугад. Вой раздался ближе. «Бедная псина! Эх, скорей бы домой попасть». Перед глазами возникло соблазнительное видение: бутылка коньяка, лимон, нарезанный ломтиками и посыпанный сахаром.
— У-у! — Андрюха аж застонал от вожделения.
— У-у-у-у-у- у!!! — послышался рядом страшный вой, и на поляну вышла огромная собака. Глаза ее горели зеленым огнем. Собака жадно поглядела на Волыну и облизнулась.
— Хороший песик, — Волына любил животных, — ну, иди ко мне!
В ответ псина захохотала жутким голосом и ухмыльнулась.
«Ну надо же, белая горячка! Допился все-таки. Правильно говорил Шеф, кодироваться надо или зашиваться. Уж он-то в этом понимает. Сам раньше по ночам от белых карликов прятался и зеленых чертиков простыней ловил».
Собака тем временем, умолкнув, прыгнула вперед. Андрюха машинально отскочил назад, закрывшись рукой. Острые зубы лишь слегка задели предплечье. Слегка, но больно!
— Ах ты, сволочь! — разозлился он, забыв, что имеет дело с галлюцинацией. — Ну щас я те башку отверну!
Оборотень, а это был именно он, отскочил назад и удивленно замер.
Волына тем временем разыскал в траве огромную дубину и стал подбираться к собаке.
— У-тю-тю, — манил он, — ну иди сюда, падло, иди, я те покажу, как кусаться!
Оборотень снова захохотал, но уже как-то неуверенно. В этот момент суковатая дубина обрушилась ему на спину, и хохот сменился жалобным поскуливанием.
— Ну что, усвоил? Или еще добавить?
Вилянием хвоста оборотень дал понять, что «добавлять» не надо.
— То-то же. Ладно, пошли со мной, я тебя Шефу подарю, ему для дачи овчарка нужна. Но смотри, еще раз тяпнешь, я те сделаю козью морду. Ясно?!
Оборотень выразил свое согласие жалобным воем.
— Вот и молодец. — Волына направился вперед по тропинке. Оборотень, поджав хвост, плелся сзади.
Постепенно тропинка становилась все шире, а деревья по сторонам — все реже, пока наконец он не оказался на
— Во, — обрадовался Андрюха, — избушка лесника — дорогу покажет, а может, и выпить даст!
Подойдя к двери, он постучал. Собака неожиданно попятилась, глухо рыча.
— Ну ты, Кабысдох, к ноге! — рявкнул Волына, и оборотень трусливо посеменил к нему.
— Войди, о человек, в свой последний приют, — послышался из-за двери торжественный голос.
«Ну, дает», — удивился Волына, отворяя дверь.
Внутри было полутемно. Тускло светились угли в очаге. Посреди комнаты стоял трехногий стол, освещенный по углам черными свечами. Посреди него возвышалась внушительных размеров бутыль с зеленоватой жидкостью. При виде ее Андрюха облизнулся.
— Вот и окончен твой жизненный путь. — Из тени вышел хозяин избушки, высокий старик в какой-то красной хламиде. — Готовься принять смерть на Черном Алтаре, в честь Великого и Ужасного…
— Слышь, дед, кончай херню пороть, — рассердился Волына, — лучше объясни, как до города добраться?
— …в честь Великого и Ужасного демона Преисподней, имя которому Абавул. И кровь твоя, смешавшись с кровью юной девственницы…
— Да, дед, крыша у тебя напрочь съехала, а я хотел у тебя самогона купить. Из чего ты его гонишь, из мухоморов, что ли?
— Молчи, червь! — взвизгнул старик фальцетом, моментально утратив всю торжественность, — как ты смеешь так говорить с великим Аксельродом, посвященным Черного Круга?!
— Аксельрод, из евреев, что ли?!
— А-а-а, — завизжал старик и, схватив со стола здоровенный ржавый тесак, ринулся вперед. От ярости он начисто забыл, что умеет колдовать.
— Полегче, старая перечница, — заблокировав удар, Андрюха подсечкой сбил Аксельрода с ног. — Чего ты в бутылку-то лезешь?
Колдун вскочил на ноги. Глаза его сверкали, как у дикого кота.
— Карамба, турамба, хлорвинил, хлорциан, — зашипел он заклинание, лихорадочно размахивая руками.
Волына с удивлением заметил, что изо рта у старика вылезли клыки, кожа стала зеленовато-пятнистой, а руки начали вытягиваться, словно резиновые.
Отрастив клыки как следует, колдун завыл и начал подбираться к Андрюхе, растопырив непомерно длинные руки с крючковатыми пальцами. Недолго думая, Андрюха схватил со стола бутыль, которая недавно так его заинтересовала, и метнул колдуну в голову. Тот испуганно взвыл, пытаясь увернуться, но не успел. Бутыль разбилась с оглушительным звоном, под потолком сверкнула молния, ударил гром. Комнату заволокло вонючим черным дымом.
Когда дым рассеялся, а Волына прокашлялся, он увидел, что старика в комнате больше нет, и лишь там, где он стоял, осталась на полу куча пепла.