Последняя ночь у Извилистой реки
Шрифт:
Бейсбольная шапочка давно потеряла свой первоначальный вид, успев потускнеть и покрыться масляными пятнами. Дэнни помнил, как Джейн, будучи в особо хорошем настроении, в первый раз сняла шапочку и нахлобучила ему на голову. Козырек закрыл мальчишке глаза, а из дырки высунулись его непокорные волосы.
Дэнни ни разу не видел Джейн с распущенными волосами. А ведь с раннего детства она частенько нянчила его. Иногда отец уезжал в передвижные лагеря и готовил там в походных кухнях. Дэнни тогда был еще слишком мал, чтобы ездить вместе с отцом и ночевать в ваниганах. В такие вечера
Утром, когда Джейн готовила маленькому Дэнни завтрак, ее коса, как всегда, была заплетена, а на голову надета бейсбольная шапочка. Малыш терялся в догадках: неужели она вообще не расплетает свою косу? А может, Джейн и спит в шапочке? Тупо улыбающийся вождь Уаху казался ему кем-то вроде злого вездесущего духа.
– Что ж, дамы, не буду мешать вам работать, – сказал Кетчум. – Бог мне свидетель: не хочу ни у кого стоять на дороге.
– Уж тебе-то Бог свидетель, – проворчала одна из работниц.
Все они были женами рабочих лесопилки, и все они были толстыми, но не такими, как Индианка Джейн. Она превосходила их своими габаритами и к тому же не являлась женой констебля Карла.
Констебль тоже был толстым. И широкоплечим, как Кетчум. На этом сходство кончалось: толстым Кетчум не был. И жестоким тоже. А Карл был. Дэнни казалось, все в поселке ненавидят Ковбоя, однако никто не согласился бы заниматься тем, чем занимался полицейский. Главным образом он разнимал драки и искал повод спровадить франкоканадцев назад, в их Квебек. Избранный им способ – стрелять по стопам и коленям – был жестоким, но действенным. Неужели кто-нибудь еще согласился бы стрелять людям по ногам и разбивать им головы дулом револьвера? Дэнни часто задавал себе этот вопрос. Мальчишку удивляло и другое: почему Джейн, которую он просто обожал, соглашалась жить со злым и жестоким Карлом?
– Здешняя жизнь требует определенных уступок, – так часто говорил повар.
Тот же вопрос Дэнни задавал и Кетчуму.
– Когда женщина теряет привлекательность, она думает, что уже никому не нужна. Только такие женщины и соглашаются жить с констеблем Карлом. Но с ним они теряют последние остатки привлекательности, и тогда он находит себе новых.
После такого объяснения Дэнни Бачагалупо внимательно присмотрелся ко всем теткам, работавшим у отца на кухне. Вот они точно потеряли всякую привлекательность. А Джейн хотя и была толще, чем они, но лицо ее по-прежнему оставалось миловидным. И волосы у нее были удивительными. Однако больше всего мальчишку завораживали (и одновременно пугали) огромные груди индианки. Он старался не думать о них, но как только его взгляд упирался в ее «горки», мысли тут же возвращались.
– Отец, а что, мужчинам у женщин больше всего нравится грудь? – как-то спросил он.
– Спроси Кетчума, – лаконично ответил повар.
Кетчума Дэнни спрашивать не стал. По его мнению, сплавщик был стар, чтобы интересоваться женской грудью. Кажется, он вообще уже не замечал, у кого какая грудь. Вряд ли его занимали женщины. От тяжелой работы и такой же тяжелой жизни он выглядел куда старше
Сколько же тогда Джейн? Дэнни знал, что она на двенадцать лет старше отца. Значит, сорок два. Она тоже выглядела старше своих лет. В жизни и ей досталось, и не только от констебля Карла. Впрочем, двенадцатилетнему мальчишке все взрослые кажутся старыми или старше своих лет. Даже ребята в классе Дэнни были старше, чем он.
– Ты наверняка прохрапел всю ночь, – сказала повару Джейн.
Эту фразу она тоже говорила почти каждое утро. Потом индианка улыбнулась Дэнни, просунула голову в лямку передника и отвела руки назад, чтобы завязать тесемки. От этого ее огромные груди выпятились и показались мальчишке просто гигантскими.
– Дэнни, а ты хорошо спал?
– Вроде выспался.
Мальчишке очень хотелось, чтобы сейчас в кухне не было ни отца, ни этих болтливых шумных теток. Тогда бы он спросил у Джейн о своей матери.
Отец рассказывал ему, как Кетчум вытащил ее тело из водослива. Наверное, потому и рассказывал, что друг не позволил отцу взглянуть на мертвую жену и повар не видел, насколько бревна изуродовали ее лицо. Однако отец никогда не рассказывал о самом происшествии. Во всяком случае, Дэнни не слышал от него даже намека на какие-либо подробности. Расспрашивать Кетчума тоже было бесполезно.
– Мы все были пьяны, – так обычно говорил сплавщик. – Я, твой отец… да и твоя мама тоже была выпивши.
– Я был пьянее всех, – непременно вмешивался Доминик.
Собственное пьянство породило в нем такое сильное чувство вины, что он вообще бросил пить. Правда, не сразу.
– Возможно, я был пьянее тебя, Стряпун, – иногда говорил Кетчум. – Ведь это я отпустил ее на лед.
– Нет, это я виноват, – гнул свое повар. – Я был настолько пьян, что тебе пришлось нести меня на руках.
– Не думай, что я этого не помню, – обычно отвечал ему Кетчум.
Однако ни отец, ни его друг не могли (или не хотели) говорить о том, что же именно тогда произошло. Вряд ли подробности стерлись из их памяти. Наверное, тут действовал какой-то внутренний запрет. Для них обоих было просто немыслимо рассказывать такие вещи ребенку.
О гибели матери Дэнни рассказала Индианка Джейн. Она в тот вечер не пила (она вообще не притрагивалась к спиртному). Сколько раз он просил, столько она и повторяла ему эту историю. Поскольку рассказы совпадали, Дэнни заключил, что Джейн говорила правду.
В тот вечер Джейн оставалась с Дэнни, которому совсем недавно исполнилось два года. Это был субботний вечер. Тогда в танцзале действительно устраивались танцы. Даже кадриль танцевали. Доминик Бачагалупо из-за своей хромоты танцевать не мог. Но его более взрослая жена (Кетчум называл ее «кузина Рози») любила танцевать, а повару нравилось смотреть, как она танцует. Рози была невысокого роста, худенькая и хрупкая, чем отличалась от большинства сверстниц в Извилистом и Париже. Рассказывая Дэнни эту историю, Джейн непременно говорила: