Последняя обойма

Гайдуков Сергей

Глава 17

Если бы она хотела это сделать бесшумно, то, несомненно, сумела бы это сделать. И я бы никогда не узнал о том, что она приходила. Потому что не проснулся бы больше.

Но все было по-другому. Она зажгла в прихожей свет и с шумом опустила на пол какую-то поклажу. После чего швырнула в сторону ботинки и повесила на вешалку свою кожаную куртку.

Ни дать ни взять, любящая жена вернулась из командировки. Я положил правую руку поверх одеяла. А потом попросту свесил ее с кровати. На ковре лежал «люгер», и курок был взведен.

Ее

силуэт вырисовывался в дверном проеме идеальной мишенью, и теперь я, если бы хотел, мог бы разом покончить с напряженным ожиданием последних дней. Но я не сделал этого.

Анна осмотрела рукав черного обтягивающего свитера и досадливо чертыхнулась. Потом стянула свитер и бросила его на пол, оставшись в черной майке-безрукавке.

Она подошла к моей кровати и, не обращая на меня внимания, принялась раздеваться. Сначала в сторону полетела майка, потом бюстгальтер, потом она сняла джинсы и все остальное. А потом она оказалась в моей постели.

Ее тело было холодным, как мраморное изваяние. Анна прижалась ко мне, положила свои руки мне на плечи и прошептала:

— Так холодно...

Я не ответил.

— Почему ты спишь одетым? — поинтересовалась Анна. — Куда-то собираешься пойти?

Я отрицательно мотнул головой.

— И правильно... На улице жуткий холод. Давай-ка, расстегни вот это, — попросила Анна, уже работая своими ледяными пальцами в низу моего живота. Не думал, что она вернулась за этим.

— Вот так, — вздохнула Анна. — Давай, двигайся, двигайся...

Это было очень странно. Она неподвижно распростерлась на простыне и никак не реагировала на мою активность, повторяя лишь бесстрастно: «Двигайся, двигайся...» Некоторое время спустя, когда пот уже пропитал насквозь мою рубашку и струился по вискам, Анна сказала: «Хватит», — и я, обессиленный, выскользнул из нее.

Если во время этого мероприятия, которое являлось сексом лишь формально, она испытала оргазм, то это был самый незаметный оргазм в мире. А я получил столько же удовольствия, сколько бывает при лобызаниях с высеченной изо льда скульптурой при тридцатиградусном морозе.

А затем она произнесла фразу, которая многое мне прояснила. Многое, но не все.

— Хотя бы почувствовала себя живой, — сказала Анна, глядя в потолок.

— Это наша общая проблема, — отозвался я. — Последние несколько дней я только и жду, когда же почувствую себя мертвым.

— Что так? — Анна подобрала с пола скомканные джинсы, нашла в кармане пачку сигарет и закурила. Такого за ней не водилось на моей памяти. — У тебя опять неприятности?

— Почему «опять»? Неприятности все те же. Разве ты не продала мою голову Гиви Хромому в обмен на имя главного заказчика?

— А, ты об этом... А ты не думаешь, что если бы мне нужно было купить это имя ценой твоей головы, то я просто не дала бы тебе уйти из кабинета Гиви? Еще тогда. Зачем мне оттягивать твое убийство на три дня?

— Тебе виднее. Ты же специалист в этой сфере, не я. Возможно, у тебя были более спешные дела.

— В какой-то степени ты прав, — согласилась Анна. — У меня были дела. Теперь они закончены.

— И

ты пришла закончить со мной?

— Почему ты так плохо обо мне думаешь? — спросила Анна, и в этом вопросе не было возмущения или обиды. Просто любопытство. — Я на твоих глазах застрелила Боба, чтобы не отдавать тебя Гиви. Я спасла тебя.

— У тебя была причина застрелить Боба, — сказал я. — Бедный Боб лишь дал тебе повод...

— И какая же причина, интересно знать? Зачем мне убивать своего напарника?

— Деньги, — коротко сказал я.

— Деньги... — повторила Анна, без вопросительной интонации.

— Премия за найденные триста двадцать тысяч долларов. Теперь ее не надо делить на двоих. Теперь это все — твое.

— А это была, между прочим, твоя идея, — сказала Анна. В ее голосе было ноль целых ноль десятых эмоций.

— Моя? Что ты имеешь в виду? Я предлагал тебе убить Боба?

— Не напрямую. Во время нашего первого серьезного разговора, когда я объясняла тебе сущность нашей с Бобом и Марком миссии, ты помянул рассказ этого... как его?

— О'Генри? — вспомнил я, еще не понимая какая связь между американским писателем, Анной и премией за возвращение денег фирме «Европа-Инвест».

— Вот-вот. Я читала этот рассказ в молодости, только названия не помню. Там три бандита ограбили поезд. Потом одного из них застрелили, и доля двух остальных увеличилась на пятьдесят процентов... Понимаешь, о чем я подумала? Когда умирает один из трех, двое других получают больше. А потом Марк оказался предателем. Так совпало. Но мне это очень понравилось. А дальше в том рассказе — у другого бандита лошадь сломала ногу, и он попросил третьего подвезти его на своей лошади. Но третий был умный парень, он сообразил, что лучше все заграбастать самому. Он прикончил своего подельника и ускакал, забрав все с собой. И он стал крутым бизнесменом. И обеспечил себе достойную старость. Обо всем об этом мне напомнил ты, Костя.

— Вот оно что. — Я покачал головой. — Ты просто мастерица по воплощению в жизнь литературных конфликтов... Значит, решила стать крутой бизнесменкой?

— Нет, куда мне... Я о другом забочусь. Я же не могу всю жизнь заниматься этой... — Она на миг замолчала. — Этой живодерней. Мне ведь уже тридцать три, Костя... И это возраст... Когда напрягаться все труднее и труднее. Мне пора уходить, но уходить надо при деньгах. У меня же не только вставные зубы, у меня и с почками проблемы, и других болезней мешок. Надо бы уже и на пенсию выйти. Купить место в каком-нибудь швейцарском пансионе и доживать там, что осталось.

— То есть ты заработала спокойную старость?

— Я стараюсь ее заработать. Еще год-другой придется попахать. Вот так, Костя.

— Рано ты собралась на пенсию.

— Устаю очень. — Она горько усмехнулась. — Я же не чета тебе, не могу взять и уйти, как ты три дня назад. Мне нужно все доводить до конца.

— И как ты довела до конца дело с Гиви?

— Он отказался от всех претензий к тебе.

— Не может быть, — сказал я, хотя уже ничто, сказанное этой женщиной, меня бы не удивило.