Последняя охота на ведьм. Дело Анны Гельди
Шрифт:
Мою сумку и вещи Сашки Дэниэл уложил в багажник. Я села на переднее сиденье и пристегнулась. Паранойя запоздала подняла свою мерзкую голову, фантазия начала рисовать сцены нападения и даже попытки изнасилования, но я сделала несколько глубоких вздохов и успокоилась. Не столь я значительная персона, чтобы красавчику на Порше нападать на меня, а если дело дойдет до изнасилования, так скорее встает вопрос, кто еще на кого набросится.
Мы ехали в молчании, но я не смогла сдержать восторга, увидев пасущихся коров с огромными звенящими колокольчиками на шеях.
— Зачем у них
— Они очень бодливые.
Я продолжала наслаждаться видами и ветром в волосах.
— Какие же они потрясающие!
— Первый раз вижу, чтобы кто-то так восхищался коровами, — усмехнулся он и свернул с горной дороги в сторону небольшой деревушки.
— У моего дедушки была ферма, он держал нескольких. Но они были темнее, в пятнах. А эти как карамельки, — окрас у животных был бежевый, в спокойных карих глазах сквозило умиротворение. Чтобы не казаться странной из-за своих восторгов животным миром, я спросила — Какой именно антиквариат вы продаете?
— Итальянскую мебель, немецкую посуду, предметы быта хорошо уходят после реставрации. Но мой самый любимый товар — это книги, — Он круто повернул и я завалилась в бок.
— Почему книги? — я рассчитывала услышать увлекательную историю, но Дэниэл оказался не романтичен.
— Удобны в транспортировке, хранении. Хорошо продаются. Как давно вы работаете в этой компании по сбору информации? Прошу простить, я забыл название.
– “Древо жизни” — название не самое удачное, — рассмеялась я. — Три года. Устроилась сразу после выпуска из института.
— Почему именно эта работа? — деревушка сменилась полями, на которых стояли ветряные мельницы, медленно шевелящие лопастями в летний знойный день.
— Каждый должен заниматься тем, что у него получается. Я умею искать информацию и не считаю это скучным занятием. Мне нравится узнавать новое и все-время развиваться. Почему антиквариат? — спросила я его, во-первых, не вежливо сообщать человеку, что ты его гуглил, во-вторых, было интересно, что он ответит.
— Это дело начал мой отец. Он любит нумизматику, поэтому бизнес развивался в ином ключе. Когда он понял, что больше не может управлять делом, я принял его.
— Но вы больше не занимаетесь монетами.
— Не испытываю к ним симпатии. И хотелось внести что-то свое. — Ответил он сухо. Видимо они с отцом неоднократно спорили из-за его решения сменить курс бизнеса. Есть вопросы, которые лучше не стоит задавать.
— Расскажите мне об этих протоколах. Я натыкалась на информацию о том, что они могут существовать, но не придавала ей значения.
— Около трех лет назад мне в руки попала копия первого акта протокола дела Анны Гельди. Она пришла мне письмом без обратного адреса, кто-то просто засунул его в мой почтовый ящик. Отправивший его хотел узнать возможную стоимость всего документа. Я объяснил, что для оценки мне необходим оригинал, но даже первая страница повергла меня в шок, я не мог помыслить, что протоколы существуют, и в таком виде.
— Что
— Вы знакомы с трактатом под названием “Молот Ведьм”?
— Написанным в конце пятнадцатого века Яковом Шпренгером и Генрихом Крамером? Трактатом, в котором описывается, как опознавать и допрашивать обвиненных в ведовстве?
Еще бы я не знала. Мне приходилось пересдавать историю Европы дважды, у нас с преподавателем возникла взаимная антипатия, зато я выучила этот предмет на всю жизнь. Вольф был приятно удивлен.
— Текст на странице представлял собой своеобразную компиляцию из этого трактата, написанную на немецком языке.
— Над вами не мог пошутить кто-нибудь? Или отправить фальшивку?
— Я тоже в начале так подумал. Ведь приговор Анне Гельди звучал, как приговор за отравление, а не за ведовство. Да и посудите сами, трактату на тот момент было более двухсот лет, по Европе шла эпоха Просвещения, немыслимо даже предположить, что Молот Ведьм использовался в деле Анны Гельди. Однако затем я наткнулся на интересное письмо-обвинение судье по этому делу за то, что он цитирую: “осуществил судебное убийство и более того, прибегнул к использованию средневековых методов по пособию двух палачей-инквизиторов ”. Письмо было написано спустя год после вынесения приговора, а, значит, копии протоколов сохранились, а не были уничтожены, как мы сегодня считаем. Вот только встает закономерный вопрос, где они могут храниться?
Судя по увеличению количества машин на дорогах, мы скоро будем подъезжать к Цюриху. История, рассказанная мне Дэниелом, показалась очень интересной. Я не имела никакого морального позволения включать ее в свое досье для Ромашковой, но возможность отыскать истину заставляла трепетать.
— Если Александр говорил о наследнике, значит протоколы передавались из поколения в поколение в одной из семей. То, что он так много времени проводил в Моллисе говорит о том, что потомок, возможно, продолжает там жить.
— Я уже изучил ветви потомков судьи и всех, кто относился к делу. Протоколов у них нет, — он заявил с той печальной уверенностью, с которой говорит человек, сделавший все ради достижения цели и потерпевший поражение, — Поэтому вы понимаете, я готов был заплатить Александру любые деньги, чтобы найти эти бумаги.
— Почему они вас так интересуют? — спросила я. Ответ бы многое мог сказать мне об этом человеке. Только романтические натуры готовы гоняться за кладами. Видимо, я подалась вперед, Дэниэл посмотрел мне в глаза всего мгновение, было видно, он держит машину под контролем и может себе позволить отвлечься от дороги:
— Я могу их найти, значит, я их найду.
Точка. Больше он не сказал ничего. Я могу что-то сделать, значит я это сделаю. Теоретически я тоже могла получить Нобелевскую премию, но это не значит, что я готова положить свою жизнь на достижение этой цели. Вольф привез меня к гостинице, вытащил тяжелые пакеты и помог донести их до номера:
— Если вы найдете информацию, которой располагал Александр, позвоните мне. Вам понравится со мной работать.
Он пожал мою руку, слишком долго для делового пожатия. Или же это мое воображение?