Последняя песнь Акелы. Книга вторая

Бузинин Сергей Владимирович

Менее чем за полчаса бойни, которую позже историки назовут боем, буры выбили всех офицеров и большую часть сержантов. Но даже при таком раскладе атака продолжалась. Англичане, стреляя на бегу, упорно продвигались вперед. Буры же, с комфортом расположившись в укрытиях, расстреливали наступающие цепи, словно в тире. И если пальба англичан успеха почти не имела, то чуть ли не каждый выстрел буров находил свою жертву. Казалось, что в безветренном воздухе вместе с клубами стелющегося над землей дыма застыли надрывные стоны раненых и хриплые вопли сержантов. Под этот жуткий аккомпанемент, щедро приправленный перестуком выстрелов и свистом

пуль, вместо готового к атаке батальона передней линии обороны форта достигли лишь разрозненные кучки солдат. Да и тем не повезло.

Стоило только кому-то из уцелевших сержантов проорать команду: «В штыки!», как в лицо атакующим жахнул картечью орудийный залп. Тех, кто уцелел под картечными пулями, накрыли свинцом стрелки из замаскированных ячеек, и отступление превратилось в паническое бегство. Из-за навалившейся на пустыню темноты преследовать убегающих англичан никто не стал, и только благодаря этому до своих позиций добрались едва шесть десятков измученных бойцов.

Арсенин вместе со своими людьми согласно диспозиции находился левее атакуемого форта, и в отражении английского налета не участвовал, довольствуясь ролью стороннего наблюдателя. По правде говоря, и сам Всеслав, и его подчиненные большей частью были рады, что избежали необходимости принимать участие в побоище, окрещенном с легкой руки Корено «избиением младенцев». Имелись некоторые опасения по поводу поведения в бою пополнения, но единственное подобие конфликта в подразделении произошло только, когда поражение англичан стало очевидно, да и там обошлось без его прямого вмешательства.

Двое юных буров вопреки приказу «стоять на месте» вознамерились умчаться к форту, но едва они успели вскочить на коней, как пожилой, невзрачного вида бур ссадил их коротким приказом, дополнив слова оплеухами. И если первый юнец от каких-либо комментариев воздержался, то второй, потирая ушибленное ухо, кивнул в направлении боя.

— Отец! Там же бой! У нас еще есть время помочь нашим братьям и покрыть себя славой!

— Слава, — назидательно произнес старик, тыча в небо пальцем, — это когда один на один. Или один на сто. А это, — бур кивнул в сторону опоясанного пороховым дымом форта. — Это не слава. Это — война.

Юнцы вернулись на место, и пока пальба у стен окончательно не стихла, окопы никто не покинул. И только после того, как Лев, угрюмо пробурчав что-то вроде «пулями пробито днище котелка, маркитантка юная убита», принялся разводить костер, люди как-то неохотно разошлись по лагерю.

Глава четвертая

6 марта 1900 года. Мафекинг

Пока Троцкий, дожидаясь посланного по воду Корено, вскрывал консервные банки, в расположении коммандо объявился посыльный из лагеря русских волонтеров. И хотя вестовому на вид было далеко за тридцать, а на груди отливали серебром две медали, в роте его иначе как «малец» звали только офицеры, да и те по фамилии — Недополз, что вызывало регулярные коллизии. «Приказ передал? Так точно! Кто? Недополз! Как, опять?!! Да нет, этот дополз, просто фамилия такая!»

Всегда бойкий на язык и не дававший кому бы то ни было спуску, легионер почему-то смущенно откашлялся и, сбиваясь со второго на первое, не очень внятно передал Троцкому приглашение «на кулеш», можно и в компании приятелей, но обязательно с гитарой. Юноша, мгновенно оценив все плюсы похода в гости,

заверил названого земляка, что вскорости прибудет, и помчался разыскивать друзей.

На ферму, где квартировали русские легионеры, Троцкий, словно король или невеста на выданье, заявился в окружении целой свиты.

Ветераны уважительно поздоровались с Арсениным, недоверчиво поприветствовали Корено (бо как черняв и на турка смахивает), настороженно оглядели арсенал Туташхиа и долго трясли руку Льва. Усадив почетного гостя на самое удобное место возле костра, незамедлительно вручили тому фляжку с водкой и тарелку с кашей.

— Ты, Левка, снедай пока, — гулко пробубнил давешний фельдфебель. — А Кирюха нам покудова историю одну доскажет. Тож про наших, про русских. Ежли ты эту байку знаешь, чай, не первый день по африкам этим мотаешься, так ежли где лжа какая-нито будет, ты Кирю-то поправь.

— Ну так вот, — бородатый брюнет с некогда симпатичным, а ныне перечеркнутым поперек сабельным шрамом лицом продолжил прерванный появлением гостей рассказ, — у того хуторка, что Гарбузом прозывался, нагличан, почитай, тыща собралась, а наших, дай бог, чтоб десяток набрался. Однова русским вражья сила не помеха…

— Как-как ты сказал? Гарбузом то селенье называли? — поперхнулся кашей Троцкий. — Может, все же Гарбсдейл?

— Может, и так, — покладисто пожал плечами рассказчик. — Я в немецких прозваньях не шибко разбираюсь.

— Ты ж про англичан говорил, а тут вдруг немцы?

— А кто они, как не немцы и есть? — недоуменно дернул плечом Кирюха. — Человечьей, то бишь русской, речи не разумеют, лишь мычат, как немые! Ты, малец, меня не перебивай, а то собьюсь…

— Дык я вообще рта не раскрывал! — возмущенно вскинулся Недополз. — Как я тя перебью-то?

— Да не об тебе речь, об Левке, — отмахнулся рассказчик. — Хотя да, какой же Лева малец? Мужик! — и вновь вернулся к повествованию.

— А командиром у наших господин Арсеньев был, не то что другим-прочим чета — цельный адмирал! Тока он, как про то, что нагличане буров забижают, услыхал, враз про моря-окияны позабыл, за волю-вольную драться пошел. И дружину себе подобрал такую, что там каждый, кто не Святогор, тот Илья Муромец…

Арсенин, услыхав вольную трактовку своей истории, невольно хмыкнул и, решая, кого бы в будущем окрестить легендарным богатырем, остановил свой взгляд на Троцком. Заметив, что Корено и Туташхиа тоже уставились на приятеля, он не удержался и коротко хохотнул в полный голос.

Тем временем Кирюха разошелся во всю мощь своей недюжинной фантазии. Богатыри из адмиральской дружины лупили из пулеметов с двух рук и, закидывая супостатов связками динамита, отправляли врагов на тот свет ротами и батальонами.

— Вах, дорогой! — возмущенно вскинулся Дато, не обращая внимания на Корено, шепотом умоляющего его помолчать. — Не так все было, да! Совсем не так! — Абрек вдруг начал что-то быстро говорить на родном наречии, потом осекся и чуть смущенно посмотрел на друга.

— Я красиво говорить не умею, пусть Лев расскажет.

Лев понимающе кивнул в ответ, но изложить свою версию не успел. Кирюха тараторил, что сам он, знамо дело, в той эпохальной битве не участвовал, но все в точности знает от приятеля из соседней роты. А тому рассказал свояк из Йоханнесбурга. И все слова его — самая что ни на есть правдивая правда, потому как тот свояк чуть ли не от самого адмирала все слышал!