Последняя песнь трубадура
Шрифт:
Заседание опять перенесли на другой день. Каких-то свидетелей не хватило. Дина попросила почитать дело, не сомневаясь, что получит отказ. И вдруг ее оттащила в сторону адвокат Ефимова. «У меня все переписано, кое-что я перефотографировала, – прошептала она Дине на ухо. – Они постоянно меняют листы, что-то изымают, что-то вкладывают. Я могу вам вечером принести».
Вечером удивлению Дины не было предела. Она обнаружила такие документы: справку о том, что майор Блинов, будучи в Бутырке, оплатил все расходы на похороны и поминки родственникам жертвы, расписка этих самых родственников, что
«Я живу в Подмосковье, о смерти дочери узнал не сразу. Приехал уже на похороны». Вопрос: «Ее хоронили в закрытом гробу?» Ответ: «Нет, в открытом». Вопрос: «Вы заметили на теле какие-то изменения, повреждения?» Ответ: «Нет, никаких повреждений не было».
Дина в растерянности позвонила Сергею: «Слушай, прокурор. В заказных делах с подставным убийцей соблюдается хоть какое-то, грубо говоря, приличие? Правдоподобие?»
– Абсолютно необязательно, – сказал Сергей. – Там действуют другие законы. И я никому не посоветовал бы их нарушать.
Блондину надоело ждать звонка. Он приподнял телевизор и достал крошечный пожелтевший кусок бумаги. Записанный на нем телефон с трудом, но все же прочитывался. Знать бы еще, что это за номер – квартиры или офиса, кого по нему спрашивать. Они тогда встретились с Князем для предварительного разговора, зашли в пивную. Он краем глаза видел, как Князь набрал тот номер. Там ответили, и он произнес: «Я скоро буду». По справочной вряд ли узнаешь, особенно если домашний номер. Блондин решил попробовать. Набрал его и услышал: «Дежурный Петров слушает».
– Это милиция?
– Вы ошиблись. Министерство обороны.
Коля Ершов, отставной капитан и наркоман, утро провел в трудах. Добрался до туалета и обратно, на диван. Ноги совсем отказали, а теперь и почкам п…дец. Врач сказал: нужна пересадка. «От кого же? – спросил Коля. – Может, ты лишнюю отдашь?» – И засмеялся беззубым ртом. Вообще-то, даже мать удивляется, что он до сих пор жив. Чего только у него не находили: и цирроз печени, и язву желудка, и с позвоночником чего-то. Лечить, конечно, не лечили, но бесплатные советы давали: «С наркотиками ты, того, завязывай». А если нет, хуже, что ли, будет? Но наркотики завязали с ним. Мать за героином не пошлешь. Да и не нужны они. Голова и так гаснет, как перегорающая лампочка. Коля насыпал горсть анальгина, радедорма, димедрола – мать где-то просроченные берет – и проглотил все разом, запив несвежей водой из стакана. Мать говорит: нельзя столько. Но он-то знает, что, в крайнем случае, всего лишь подохнет.
В дверь кто-то постучал. «Входите, не заперто», – сказал Коля и открыл рот от удивления. Да это ж Блондин! Приперся!
– Ну и вонь тут у тебя, – сказал Блондин, брезгливо разглядывая Колю. – Значит, ты жив. А я тут из командировки вернулся, дай, думаю, повидаю дружка.
– Ну повидал. Теперь пойдешь?
– А я помешал, что ли? Помнишь, как мы здорово посидели с Иркой, подружкой твоей?
– Да какая она мне подружка? Порошок иногда давала.
– Ну
– А что мне помнить? Мы посидели, вы остались, ее грохнули, Сашку Блинова взяли. Ему четырнадцать лет дали. Я был свидетелем. Сказал, между прочим, что он ее последним видел. А когда дело разваливаться начало, я признался, что мы вместе с ним ее сожгли той же ночью.
– А на самом деле?
– На самом деле тебе, наверно, виднее. – Коля боязливо отодвинулся подальше.
– Что ты жмешься? Я не следователь. Я просто знать хочу, кто после меня в ту квартиру приходил. Просто так, понимаешь, интересно. Сдается мне, ты далеко тогда не ушел.
– Ушел. А, ладно. Мне все это уже по барабану. Ты вышел, Жорка подъехал, муж. А потом менты. Я домой пошел. Утром за мной приходят. Говорят – вы как свидетель. Ваш друг Блинов признался в убийстве. И пошло. Видишь, как здоровье подкосило? Я про тебя ничего не сказал.
– А тебе и говорить было нечего. И сейчас ты меня не видел. Где Жорик-то, муж?
– Где-то на даче после отставки живет.
– О! Одни господа офицеры у нас. И где ж эта дача?
– Не знаю. – Глаза у Коли закрывались. – В Балашихе.
– Эй, не спи. Фамилия его как?
– Как у Ирки. Сидоров.
Коля спал. Блондин пошел к выходу, подумал и вернулся. Вытащил из кучи всякого мусора полиэтиленовый пакет, надел Коле на голову и плотно перевязал на шее своим носовым платком.
Через пятнадцать минут он вышел из дома, пересек соседний двор, положил пакет и платок рядом с мусорным баком, набросал сверху газет, оберточной бумаги и поджег.
В агентстве по недвижимости кипела работа. Звонили телефоны, мигали компьютеры, важно передвигались агенты с документами в руках. Сергей скромно встал у порога и подождал, пока его заметят.
– Вам кого? – наконец спросила, пробегая, девушка.
– Мне бы агента, который занимается продажей квартиры Синельниковой. Точнее – продавец – Синельникова-Князева.
– А вы, собственно, кто? – поднял бровь тип за одним из столиков.
– Я, собственно, покупатель.
– Не понял. Вы от Николая Степановича, что ли? Если нет, квартира продана.
– Да, от него.
– Но он мне ничего не говорил.
– Сейчас скажет, мы ему позвоним. Можно как-нибудь сесть, чтоб никому не мешать? – Сергей сел к столу, положил перед агентом визитку.
– Можете звонить Николаю Степановичу. Все отменяется.
– С ума сошли? При чем тут частные детективы? У нас законная сделка.
– Так уж и законная? У квартиры есть хозяйка, и она ничего не продает.
– А вы знаете, что там уже четыре года никто не прописан? Где эта ваша хозяйка? Продает наследница.
– Вот. У вас что, свидетельство о смерти есть? Какая-то доверенность?
– Я не обязан рассказывать.
– А ты скрывай, Зоя Космодемьянская. Я к тому, что в эти самые минуты сотрудники Генеральной прокуратуры и Комиссии по гражданским правам звонят всем начальникам паспортных столов – от микрорайона до города. А все, что было в твоем компьютере по поводу этой сделки века, уже есть в моем. Ты что, корыстный такой – из-под живого человека квартиру продаешь?