Последняя песня [Спой последнюю песню Вальдизи]

— Ваше преподобие! Подождите минутку!

Дородный священник натянул поводья. Лошадь резко стала, взметнув сухие осенние листья. Мозолистые пальцы коснулись незатейливой рукояти меча, притороченного к седлу. Голова, скрытая под капюшоном монашеской рясы, повернулась на зов.

Из-за искривленного дуба, нависающего над горной тропой, вышла девушка.

Ее волосы цвета вороньего крыла развевались на осеннем ветру. Ее огромные глаза блестели, широкое, решительное лицо расплылось в улыбке.

— Вы очень спешите, ваше преподобие?

— Уже темнеет, а мне еще долго добираться до постоялого двора. — В голосе всадника слышалось нетерпение.

— Тут недалеко, всего в миле отсюда, находится трактир. — Она подошла ближе, и священник увидел большие груди, выпирающие из-под тесного платья. Он посмотрел в направлении, указанном девушкой. Впереди тропинка разделилась: левой дорогой, бежавшей вдоль горной реки, видимо, пользовались часто; правая же выглядела совсем заброшенной — на нее-то и указывала девушка.

— Эта тропинка ведет к Радеру, — сказал он ей, поудобнее устраиваясь в седле. — А у меня дела в Корросахле. Кроме того, — добавил он, — мне говорили, что трактир у развилки давно заброшен. Мало кто ездит в Радер с тех пор, как ярмарку шерсти перенесли на юг, в Энсельес.

— Старый трактир вновь открыт.

— Может быть. Но мой путь лежит в Корросахл.

Девушка надула губки:

— Я надеялась, что вы подвезете меня до трактира.

— Залезай на коня, я отвезу тебя к постоялому двору, что по дороге в Корросахл.

— Но мне надо в Радер.

Священник пожал могучими плечами:

— Тогда тебе стоит поторопиться.

— Но ваше преподобие, — взмолилась девушка. — Стемнеет задолго до того, как я доберусь до трактира, а я боюсь одна идти по этой тропе ночью. Может быть, все же подвезете меня? Это недалеко, и вы сможете остановиться в трактире на ночь.

Темнело, у подножия холмов сгущались тени. Легкая дымка, окутавшая верхушки холмов, окрасилась лучами заходящего солнца в рубиновый цвет. Долина полностью скрылась в сумерках, начал подниматься туман.

Всадник понимал, что скоро станет совсем темно. Ниже по дороге, в нескольких минутах езды, стояло небольшое селение, и сейчас ему вспомнились предупреждения тамошних жителей. В благодарность за слово Господне они угостили его хлебом и кислым вином, указали дорогу, но посоветовали не сходить с тропы и ни в коем случае не ночевать в одиночку под открытым небом, если он не найдет крова до прихода ночи. Священник так и не понял, что они имели в виду разбойников или какую-то другую, более зловещую угрозу.

Конь нетерпеливо перебирал копытами.

— Вы не пожалеете, если свернете с дороги.

Повернувшись, всадник снова посмотрел на девушку. Она многообещающе улыбалась. Лица священника не было видно под капюшоном.

Девушка тронула шнуровку

расшитого корсажа:

— Я позабочусь, чтобы остановка в трактире оказалась приятной. — Ее голос был полон очарования. Из распахнувшегося корсажа показались тяжелые груди. — Я не вижу вашего лица, но знаю, что под рясой скрывается настоящий мужчина. Неужели вам не хочется насладиться горным цветком? Вы сможете вспоминать его прелести в глубокой старости, в каком-нибудь забытом Богом монастыре.

Крепкие, идеальной формы груди, как магнитом, притягивали взгляд. На фоне их белизны желтовато-коричневые соски были цвета осенних дубовых листьев. Был ли священник возбужден этим зрелищем или нет, но он вез с собой золото.

Настойчивые уговоры красотки свернуть на заброшенную тропу заставили его насторожиться.

— Соблазн распутной плоти ничто для посвященного Тоэму, — нравоучительно заявил он.

— Тогда иди и поиграй сам с собой! — воскликнула девица и с диким воплем бросилась к лошади. Ее острые ногти впились в нежный бархатистый нос.

И без того пугливый конь заржал и встал на дыбы. Захваченный врасплох, священник не успел вовремя опустить ногу в стремя. Запутавшись в рясе, он какое-то мгновение пытался сохранить равновесие, потом все же свалился с напуганного животного.

Лошадь поскакала дальше по тропе, ведущей в Радер, и скрылась за поворотом. Издевательски хохоча, девушка бросилась вслед за ней.

Прихрамывая, священник поплелся за ними, проклиная все на свете. Но сумерки быстро поглотили девушку, хотя смех ее еще долго доносился из темноты.

Дымчато-желтый свет лился сквозь толстые, освинцованные по краям оконные стекла. Ночной ветер, подхватив дым и запах навоза, разносил их далеко по округе, так что священник без труда нашел трактир.

Он заметил нескольких лошадей, привязанных невдалеке от дома. Этой ночью трактир был полон народа, и казалось маловероятным, что девушка пыталась заманить его в ловушку. А может быть, ее сообщники, лежащие в засаде на горной тропинке, удовлетворились кражей коня и всей сбруи. Священник раздраженно выругался, решив, что оказался излишне подозрительным.

Каждый шаг отзывался болью в подвернутой ноге, но идти было можно. Видимо, тяжелые сапоги спасли его от более серьезной травмы. Во всем случившемся он винил просторную рясу, развевающуюся вокруг ног при каждом шаге. Разрезанная спереди и сзади от самого пояса, она давала возможность ездить верхом, но все равно была чертовски неудобной.

Двухэтажное здание, сложенное из необработанных бревен, было желанным зрелищем. Осенняя ночь выдалась холодной, туман волнами стелился между гор.

Ночь, проведенная под открытым небом, по меньшей мере оказалась бы не слишком комфортной и, скорее всего, небезопасной, а его меч, притороченный к седлу, исчез вместе с лошадью.