Последняя песня

Спаркс Николас

Стало совсем темно, и Джона принялсянеудержимо зевать. Они перешли в дом, чтобы немного передохнуть, и Джона поч­ти сразу же заснул. Уилл перенес его в спальню и уложил в кро­вать. К тому времени как он вернулся в гостиную, Ронни уже ра­ботала в мастерской.

Уилл принялся резать стекло: он целый день наблюдал, как Джона это делает, и хотя вначале часто ошибался, все же доволь­но быстро понял, как действовать.

Они работали всю ночь, и к рассвету оба были полумертвы от усталости. Зато на столе

лежал готовый витраж. Уилл поня­тия не имел, что скажет Джона, узнав, что последние штрихи на­несли без него, но Ронни, наверное, сумеет ему объяснить.

— Судя по виду, вы глаз не сомкнули, — сказал кто-то с по­рога.

Обернувшись, Уилл увидел пастора Харриса. Тот опирался на трость. На нем был костюм — возможно, тот, в котором он читал воскресные проповеди, — но Уилл заметилужасные шра­мы на тыльных сторонах ладоней и сразу понял, что они идут вверх по рукам. Вспомнив про пожар и тайну, которую хранил все эти месяцы, Уилл понял, что не сможет смотреть в глаза пас­тору.

— Мы заканчивали витраж, — хрипло пояснила Ронни. –

— Можно посмотреть?

— Конечно, — кивнула она.

Пастор медленно пошел вперед, стуча тростью по доскам пола, и остановился у стола. Любопытство на его лице смени­лось восхищением.

— Невероятно! — выдохнул он. — Еще красивее, чем я пред­ставлял!

— Почти всю работу делали па и Джона, — призналась Рон­ни. — Мы только помогли ее закончить.

— Твой отец будет так доволен, — улыбнулся священник.

— Как продвигается ремонт церкви? — спросила Ронни. — Па хотел бы увидеть, что витраж стоит на прежнем месте.

— Твои бы слова да Богу в уши, — вздохнул пастор. — Те­перь церковь не так посещаема, как прежде, и прихожан не слиш­ком много. Но я верю, что все образуется.

Судя по обеспокоенному лицу, Ронни гадала, установят ли витраж вовремя, но боялась спросить.

— Кстати, твой па держится! — сообщил пастор. — Скоро его выпишут, но пока что можешь его навестить. Вчера ты не слишком много пропустила. Я почти весь день провел в его па­лате один, пока его обследовали.

— Спасибо за то, что посидели с ним.

— Нет, милая, — покачал головой пастор и снова взглянул на витраж. — Это тебе спасибо.

Пастор пошел к двери. Уилл провожал его глазами, не в силах забыть старческие изуродованные руки.

Какую же работу необходимо было проделать, чтобы заме­нить витраж! Но она была бы не нужна, если бы церковь не сго­рела! А ведь отец Ронни может не дожить до того дня, когда вит­раж установят.

Ронни была погружена в собственные мысли, но Уилл ощу­щал, как внутри у него что-то рушится подобно карточному до­мику.

— Мне нужно что-то сказать тебе, — выдохнул он.

Они сидели на дюне, и Уилл рассказывал все,

с самого на­чала. Ронни недоуменно нахмурилась.

— Хочешь сказать, что это Скотт поджег церковь? И ты все это время его покрывал? Лгал всем, чтобы спасти его от тюрь­мы? — ошеломленно спрашивала она.

— Все не так, — покачал головой Уилл. — Я же сказал: это был несчастный случай.

— Не имеет значения. Он в любом случае должен нести от­ветственность за содеянное.

— Знаю. Я говорил ему, что нужно идти в полицию.

— А если он не пойдет? Собираешься покрывать его всю жизнь? Позволишь Маркусу вечно шантажировать тебя? Так не годится.

— Но он мой друг.

Ронни порывисто вскочила:

— Пастор едва не погиб в огне! Несколько недель провел в больнице! Знаешь, как болезненны ожоги? Спроси у Блейз, ка­ково это! А церковь... У пастора не хватает денег, чтобы ее отре­монтировать, а теперь па никогда не увидит витраж на его закон­ном месте!

Уилл тряхнул головой, стараясьсохранять спокойствие. Он видел, что Ронни на пределе: болезнь отца, его отъезд, грядущее заседание суда...

— Знаю, это скверно, — тихо сказал он, — и я чувствую себя виноватым. Не могу передать, сколько раз я хотел пойти в поли­цию!

— И что? — взвилась Ронни. — Это ничего не значит! Разве ты не слышал, как я рассказывала, что на суде призналась во всем, что сделала? Потому что стыдилась своих поступков! Прав­да чего-то стоит, только когда имеешь силу воли признать свою вину. Неужели не понимаешь? Церковь была жизнью пастора Харриса! А теперь ее нет, и страховка не покрывает ущерб, и они пытаются проводить службы на складе...

— Скотт мой друг, — запротестовал он. — Я... не могу прос­то так бросить его на съедение волкам.

Ронни пожала плечами. Да слышит ли он ее?!

— Как ты можешь быть настолько эгоистичен?

— Вовсе я не эгоистичен...

— Ошибаешься, ты именно таков и есть, и если не можешь этого понять, я не желаю с тобой разговаривать.

Она встала и направилась к дому.

— Уходи! Проваливай!

— Ронни! — позвал он, шагая следом.

Она резко развернулась.

— Все кончено, понятно?

— Ничего не кончено. Послушай, будь же благоразумной...

— Благоразумной?!

Она взмахнула руками.

— Хочешь, чтобы я была благоразумной? Ты ведь лгал всем, и мне тоже! Знал, что мой отец делает витраж. Стоял всю ночь рядом со мной и словом не обмолвился!

Брошенные в гневе обвинения что-то прояснили в ее голо­ве, но легче от этого не стало.

— Ты не тот, за которого я тебя принимала! Я думала, ты луч­ше, — безжалостно бросила она.

Уилл поежился, не зная, что ответить, но когда шагнул впе­ред, она попятилась.