Последняя планета
Шрифт:
— О чем это ты думаешь, улыбаясь и глядя в пустоту? — Филх опустил вязанку хвороста и потянулся. — Если тебе нечего делать, носи дрова.
— Я думал о том, что многое изменилось, — начал сержант. Но тут он обнаружил, что Филх проницателен не меньше Зинги. «Нет больше бемми, нет больше рейнджеров и членов экипажа — это ты имеешь ввиду? Да, как-то так уж случилось. — Он сел на вязанку. — Когда мы уходили из города, им, — он ткнул пальцем в том направлении, где находились Смит и Дальтр, — им пришлось сделать выбор. Они его сделали и не оглядываются назад. Теперь они думают о различиях не больше, чем ты и Рольтх…»
— Мы сами — Рольтх, с его ночным зрением, и я, сенситив, — почти бемми. К тому же я варвар с отдаленной планеты. А эти двое рождены во внутренних системах. У них больше предрассудков, и нужно отдать им должное: они их сумели преодолеть…
— Они лишь начали
— Так много разновидностей… — Это была Зацита, с ее обычным тактом. — Я и не думала, что их так много. Да, Зор, это необычный цвет для небесного существа. Но каждый мир имеет свои чудеса. Филх подошел к закатанскому мальчику, который гладил алое перышко. «Если хочешь, — сказал он с дружелюбием, которое редко демонстрировал раньше, — я покажу тебе ночных птиц…» Желтые губы Зора растянулись в широкой улыбке. «Сегодня, пожалуйста! И вы их привлечете так же?»
— Если ты будешь спокоен и не вспугнешь их. Они более робкие, чем те, что живут при солнце. Тут есть большая белая птица, которая плывет во тьме, как туманный призрак Корроба… Зор возбужденно зашевелился. «Это, — громко объявил он, — самые удивительные каникулы. Я хочу, чтобы они никогда не кончались!» Взгляды четырех взрослых встретились над его головой. И Картр знал, что думают они об одном и том же. Для них это изгнание, вероятно, никогда не кончится. Но… жалеют ли они об этом? Картр не мог — пока — их спросить. Рейнджеры провели день, проверяя свое снаряжение и занимаясь мелким ремонтом. Одежда становилась проблемой… разве что они последуют примеру туземцев и будут носить звериные шкуры. Картр подумал о приближающемся холодном времени года. Может, переселиться южнее? По-видимому, ради закатан это нужно будет сделать. Он знал, что холод вызывает у рептильного народа оцепенение, которое постепенно переходит в летаргию. Они парами следили за туземцами и доставляли всю информацию Зикти, который собирал ее с таким видом, будто готовил научную работу.
— Среди них несколько физических разновидностей, — заявил он однажды вечером, когда Филх и Смит, дежурившие в этот день, закончили свой доклад. — Ваши желтоволосые белокожие люди, Картр, только одна разновидность. А Филх наблюдал клан темнокожих черноволосых…
— Судя по легкой одежде и незнакомым вещам, они из другой, более отдаленной местности, — добавил тристианин.
— Странно. Такие различные расы на одной планете. Жаль, что я не занимался углубленно психологией гуманоидов, — продолжал историк.
— Но все они очень примитивны. Этого я не понимаю, — удивленно произнес Смит, приканчивая последнюю ложку еды. — Город был построен — и оставлен в полной готовности — людьми с высокоразвитой технологией. А туземцы живут в палатках из звериных шкур, носят на себе шкуры и боятся города. И готов поклясться, что глиняная посуда, которой они сегодня торговали, сделана вручную!
— Мы понимаем это не больше вас, мой мальчик, — ответил Зикти. — И не поймем, если не проникнем в туман их истории. Если они и владели какими-то технологическими знаниями, то давно их забыли. Может, сознательно запретили все, связанное с священными «богами», возможно, в результате общего упадка цивилизации — можно найти много объяснений.
— Может, это потомки рабов, оставленных здесь улетевшими хозяевами? — вступил в разговор Рольтх.
— Такой ответ
— Мне кажется, — начал Филх, — что на этой планете однажды должно было быть принято решение. И некоторые приняли одно решение, а другие — другое. Некоторые улетели, — он когтем показал на небо, — остальные предпочли остаться, жить близко к природе и постепенно впали в дикость… Картр выпрямился. Что ж, пожалуй, это верно! Люди, делающие выбор между звездами и землей! Да, возможно, именно так и было. Именно потому, что сам он не так давно ушел в космос, он понимал такую возможность. И, может быть, именно потому, что народ Филха сам стоял перед таким выбором, принял решение и сейчас отчасти о нем сожалеет, тристианин первым сумел разгадать загадку.
— Упадок, регресс… — вмешался Смит. Но Зацита покачала головой. «Если живешь только машинами и мечтой о власти, тогда да. Но, возможно, те, что остались, избрали лучший образ жизни.» Картр ухватился за эту мысль. Может, пришло время и его народу сделать выбор, который уведет их далеко от прежних дорог… или только назад… Время тянулось медленно. Наконец туземцы начали расходиться. Прождали еще пять часов после ухода последнего клана, потом убедились, что не встретятся с случайно задержавшимся. И наконец в середине дня они спустились по склону и прошли между еще дымившимися кострами и остатками лагеря. У основания лестницы, ведущей к портику здания, они оставили мешки и тюки. 12 широких ступеней с выбитыми за тысячи лет углублениями вели вверх. На лестнице виднелись следы недавнего пребывания туземцев. Они поднялись по ступеням и прошли между мощными колоннами. Внутри было бы темно, если бы строители здания не покрыли его центральную часть прозрачным материалом. Медленно, компактной группой прошли они по проходу в середину огромного зала. На три стороны от них расходились секции сидений, разделенные узкими проходами. На спинке каждого массивного кресла из какого-то прочного материала, неподвластного времени, был вырезан символ. С четвертой стороны находился помост с такими же креслами, причем центральное было поднято над остальными.
— Вероятно, правительственное здание, — предположил Зикти. — Здесь сидел президиум. — Он указал на помост. Картр осветил фонариком символ на ближайшем к нему кресле. И застыл, не веря своим глазам. Потом осветил следующее сидение, и следующее. И начал читать символы, которые знал так хорошо!
— Денеб, Сириус, Ригель, Капелла, Процион. — Не сознавая этого, он почти кричал, как будто производил перекличку… такая перекличка не звучала в этом зале уже больше четырех тысяч лет. — Бетельгейзе, Альдебаран, Полярная…
— Регул, — отозвался Смит с другой стороны зала. В его голосе звучало то же крайнее возбуждение. — Спика, Вега, Арктур, Альтаир, Антарес… Теперь вступили Рольтх и Дальтр. «Фомальгаут, Альфард, Кастор, Алгол…» Они добавляли звезду за звездой, систему за системой. И наконец встретились на помосте. И замолчали, когда Картр, полный неведомого прежде благоговейного страха и почтения, осветил последний символ. Именно он должен был находиться здесь!
— Земля, Солнечная система. — Он произнес вслух эти три слова, и эхо, казалось, прозвучало громче, чем от названий сотен остальных звезд. — Земля — начало человечества!
16. ВЫЗЫВАЕТ ЗЕМЛЯ
— Не верю! — голос Смита звучал возбужденно. Внимание его было приковано к центральному креслу и к невероятному символу на нем. — Это не может быть Зал Прощания! Ведь он на Альфе Центавра…
— Там помещают его наши легенды, — ответил Картр. — Но легенды не всегда точны.
— А там, — Дальтр не отводя взгляда от помоста, указал на выход, — там Поле Полета!
— Давно ли?.. — Рольтх не кончил вопрос, но слова его продолжали эхом отдаваться в зале. Картр обвел взглядом ряды сидений. Здесь, впереди, сидели командиры, за ними экипажи и колонисты. И так они собирались, экипаж за экипажем, год за годом — целые столетия. Собирались, в последний раз говорили друг с другом, получали последние приказы и инструкции — и уходили на поле к ждущим кораблям, взлетали в неизвестность, чтобы никогда не возвращаться. Некоторые — немногие — достигли цели. Они: Смит, Дальтр, Рольтх и он сам — были живыми доказательствами этого. Остальные — остальные нашли свой конец в глубинах космоса или на планетах, где невозможна человеческая жизнь. Долго ли оно продолжалось, это прощание? Этот отлет? Без возврата. Достаточно долго, чтобы лишить Землю жизненной силы. Оставались лишь те, кто непригоден был для полетов к звездам. Неужели это окончательная отгадка?