Последняя Сенджу
Шрифт:
– От меня по собственной воле ещё никто не уходил.
========== Часть II.
Глава 4 - Сэмпай и его шаловливые кохаи ==========
Трудно ли быть Богом? Возвышаться над смертными душами в своём блеске и великолепии, собственноручно выбирая кого карать, а кого щадить. Их чтят и поклоняются им, боятся или ненавидят, засыпают с молитвами на устах или проклиная рвут глотку, тщетно пытаясь достучаться. Зачем люди вообще придумали себе Богов? Или они всего лишь осознали, что есть кто-то выше, к кому можно обратиться в момент подлинного отчаяния? Никто не помнит кто был тем первым из смертных, кто вбил себе в голову, что вся их жизнь есть ничто иное, как промысел Богов, продукт их решений и волеизъявления. Когда Кагуя Ооцуцуки проникла в их мир и вкусила запретный плод Древа, обретя божественную силу, ни у кого
Болезненно худая рука, обтянутая сухой как пергамент кожей бледно-фиолетового цвета, медленно перебирала чётки с шариками, вырезанными из костей Неизвестных. Щёлк... щёлк... Казалось, это занятие поглотило его целиком, без остатка. Мерное постукивание костяшек заполняло своим звуком окружающее пространство. Вокруг стелились тени сожранных душ - Боги не позволяли смертным забывать о своём существовании, карая особо провинившихся. Только заслышав чётки Хозяина, духи испуганно разлетались во все стороны с едва слышимыми стонами, испытывая муки вечного забвения. Он ни на что не обращал своё внимание, ведь всё оставалось неизменным и незыблемым - Боги не допускали власти хаоса в своих чертогах. Взор был направлен лишь на фигуру в тёмных одеяниях, которая играла на флейте, сотканной из гнева, злобы и ярости. Звуки инструмента проникали глубоко в сознание сновавших вокруг сущностей, вызывая в них давно позабытые тоску и сожаление. Фигура восседала на горе из черепов, поджав длинные босые ноги под себя. Они никогда не были вместе, но и никогда не отдалялись друг от друга. Два Бога олицетворяли Смерть и Жизнь, во всех их проявлениях, и становились рука об руку лишь однажды, когда устали от одиночества во тьме. Исполнив свой замысел, они вновь разошлись.
Наконец, руки убрали флейту от фиолетовых губ и положили её на колени.
– Он выражал скорбь по детям, которые поклонялись Брату. Это большая утрата для Нас.
Щёлк... щёлк...
– Он не жалеет о потерянном. Их наследие осталось нетронутым. Дети нашли способ молиться Ему.
– Брат не жалеет детей. Они страдают в Его животе и сражаются друг с другом в вечной бессмысленной схватке.
– Ему не нравится как Он поступает с Нашими творениями?
Собеседник ничего не ответил и снова начал играть на инструменте.
– Брат тоже любит играть со смертными, но почему-то всегда забывает об этом.
Щёлк... щёлк...
Он бродил ещё долго, считая проходящие в том мире дни, месяцы, годы. Для Них время это не бурный поток, а круговорот событий, где нет будущего, прошлого и настоящего. Такие определения времени просто не нужны для бессмертного разума. Миг проходит как вечность, а вечность это всего лишь костяшки очередной стук. Ткань пространства разорвалась и яркая душа засияла в полумраке, в искренней молитве призывая Бога. В ладонь лёг инструмент, которым Он не пользовался очень давно. Тонкие губы растянулись в жуткой улыбке, обнажая острые зубы.
– Брат напрасно жалеет детей, они сами выбирают свою судьбу.
***
В тот день я так и не отправилась к Орочимару. Свой сиюминутный порыв я удержала в ежовых рукавицах, задав самой себе главный вопрос: "Что он сделает со мной в этот раз?" А вдруг он поймёт, что моя печать уже не действует и я красуюсь перед ним обыкновенной татуировкой? После такого можно смело применять Древесное Удушение на саму себя. Выход из положения я нашла после недолгого мозгового штурма с клоном и он оказался тем же самым, как и в начале - делать всё постепенно, от малого к большому. Палки толщиной в руку взрослого человека были спрятаны до лучших времён, а их место заняли тоненькие лианы, которые не заставляли меня корчиться от боли. Мостики я строить всё-таки продолжила, но уже не целиком за раз, а постепенно. Сначала выращивала две параллельные арки, затем поперечные перекрытия, пол и наконец перила. Ограничиваться самым простым дизайном я не стала и на всю катушку использовала свою фантазию. Разные завитушки и резьба по дереву здорово помогали тренировать контроль чакры и умение тонко ей оперировать. Кроме того я выпросила у сенсея талоны в строительный магазин и закупилась на них древесным лаком и кисточками, чтобы покрасить свои творения, защитив их от влаги и дождя. Не знаю какая столярная
Тоненькая и гибкая, но крепкая ветка молниеносно обмотала тело сенсея и выпустила в него острые шипы. Пуф! Клон взрывается облаком дыма и из него вылетает веером рой сюрикенов. Заготовленный для каварими кустик находился в шести метрах слева, делать замену на него бессмысленно. Топнув по земле ногой, я вырастила небольшую метр на метр стенку, в полтора сантиметра толщиной. Спрятавшись за ней, я сжала в руке очередной древесный хлыст. Земля под ногами задрожала и из неё внезапно вырвались бледные руки сенсея, схватившие меня за лодыжки и потянувшие вниз. Я едва не взвизгнула от неожиданности, но всё-таки сумела через тенкецу в ногах пустить чакру и прорастить корни прямо в физиономию саннина. Этот трюк я придумала относительно недавно, когда торчала по шею в земле после очередного спарринга. Хватка тут же ослабла и, зацепившись хлыстом за толстый сук дерева, я вытянула себя из западни, шипя от боли в ногах. Из-за скорости применения техники, я получила очередной откат и мне пришлось подать знак, что я сдаюсь. Рядом тут же выкопался довольный Орочимару.
– Неплохой результат, Эми-чан. Ты уже научилась комбинировать арсенал доступных техник в различных ситуациях. Но в очередной раз чуть не повредила тенкецу.
Ну да, лучше снова под его "ку-ку-ку-ку" отчаянно вертеть головой и сверкать глазами от бессилия.
– Советую пока что остановиться на уже доступных тебе приёмах мокутона и не придумывать что-то новое. Кроме того, ты так и не научилась делать замену на объекты дальше чем на двадцать метров.
– Да, Орочимару-сенсей.
Он как всегда прав. Есть вещи, которых можно достичь только с возрастом. Хоть и знаю сама, да слышу от учителя чуть ли не каждый раз, но тормозить саму себя это как бодаться с поездом. Заразившись мыслью о том, что Итачи умеет пуляться огромными огненными шарами безо всяких проблем, я забыла, что стихия огня требует филигранного контроля чакры внутри лёгких, но никак не в конечностях. Прочные и достаточно растянутые каналы чакры в руках и ногах для катона ему попросту не нужны.
– Кроме того, ты можешь начать упражняться в ускорении тела с помощью чакры. Ничего сложного - напитываешь мышцы в момент движения. Попробуй делать это постепенно, наращивая вливаемый объём с самого минимума. Если возникнут какие-либо вопросы - ты знаешь где меня искать.
Орочимару никогда не страдал таким качеством как такт, предпочитая молча уходить во вспышке шуншина. Да и к чему эти расшаркивания, в одной деревне живём. Проводив взглядом последний язычок пламени, я залатала дыру в земле древесиной - не хватало ещё провалиться в неё по невнимательности. Как он там сказал - плавно напитать конечности чакрой и попробовать ускориться?
***
"Это отец протолкнул мою кандидатуру, больше некому!"
Шаркая по сияющему чистотой паркету заляпанными грязью сандалями, Какаши шёл к аудитории с максимально низкой скоростью. Нет ну надо же! Только получил звание джонина, как ему спихнули недавно сформированную команду генинов. В шестнадцать лет и наставник! Его всё ещё преследовали кошмары с участием Обито и Рин и парень был просто морально не готов к ответственности за целую команду. И неизвестно кто ему попадется. Прикрепят ораву бездарей, которых придется тренировать и опекать на каждой миссии. И при этом ещё как-то умудряться выполнять одиночные миссии, чтобы не жить на процент от прополки грядок в течение первого года.
– Ох, Ками-сама, не дайте меня погубить в расцвете сил.
Обречённо войдя внутрь, он застыл от изумления прямо на входе. Редкие моменты в жизни, которые согревали его душу и отвлекали от тяжелых воспоминаний, вновь предстали перед взором. Малолетняя кормилица Сенджу, которой он периодически позволял вить из себя верёвки, угощала Учиху своим очередным шедевром. Рядом с ними сидел Абураме в традиционной одежде клана, с высоким воротником и непроницаемо-темными очками. Какаши сталкивался с Абураме и знал про их угрюмое поведение, но мог поклясться на мемориале героям Конохи, что мальчик не принимает активного участия лишь благодаря своему воспитанию.