Последняя ставка

Пауэрс Тим

Никто из крупье и распорядителей не подал виду, что слышал мальчика.

– Не надо… – начал было Леон.

– Я знаю, – перебил его Скотти, сразу устыдившись своей опрометчивости, – ты никогда не говоришь ничего важного рядом с картами.

Они вышли через дверь с номером 91 и были вынуждены подождать, пока подгонят автомобиль с другой стороны – той, где здание, благодаря единственному окну пентхауса, походило на лицо с одним глазом, уставившимся на пустыню.

«Карта «Император», – думал Леон, волоча за собою Скотти по тротуару потемневшей от дождя Центр-стрит, – почему от нее

не было никаких сигналов? Изображенный в профиль старик, сидящий на троне, скрестив ноги из-за какого-то физического изъяна. Это моя карта уже целый год. Я могу доказать это, предъявив Ричарда, моего старшего сына, а вскоре к доказательству прибавится и Скотти, идущий рядом со мною».

Он невольно задумался о том, каким мог бы вырасти Скотти, если бы не то, что должно с ним случиться. В 1964 году мальчику исполнился бы двадцать один год; интересно, есть ли уже где-то на свете маленькая девочка, с которой он мог бы когда-нибудь встретиться и жениться на ней? И найдет ли она себе кого-нибудь другого?

Каким из себя мог бы стать Скотти, повзрослев? Толстым, тощим, честным, изворотливым? Унаследовал бы он отцовский талант к математике?

Леон взглянул сверху вниз на мальчика и подумал о том, сколько интересного Скотти нашел среди потемневших от дождя деталей улицы – яркие красные и голубые неоновые иероглифы в круглых окошках баров, промокшие уличные навесы, хлопающие на сыром ветерке, автомобили, проплывавшие, будто субмарины, в рассеянном сером свете…

Он вспомнил, как несколько месяцев назад Скотти бегал среди залитых ярким солнцем розовых кустов, окаймлявших территорию «Фламинго», и кричал: «Смотри, папа! Листья такого же цвета, как страна Оз!» Леон отлично видел, что все листья на кустах тусклого темно-зеленого цвета, почти черные, и на мгновение даже испугался, что у Скотти нарушено цветовое восприятие, но потом присел на корточки рядом с сыном, голова к голове, и увидел, изнанка у каждого листа ярко-изумрудная, но этого не может увидеть ни один прохожий выше четырех футов роста.

С тех пор Леон уделял особое внимание наблюдениям своего сына. Они часто оказывались забавными, например, когда он заметил, что картофельное пюре на его тарелке очень похоже на Уоллеса Берри, но иногда – как это случилось сегодня во время ланча – Леон находил их смутно зловещими.

После завтрака, когда солнце еще сияло, а грозовые тучи лишь вздымались на западе над маленькими отсюда горами Спринг-маунтинс, они вдвоем поехали на новеньком «Бьюике» в центр города, в «Клуб Лас-Вегас», где Леон сохранил за собой место крупье в блек-джеке, приносившее восемь долларов в день.

Там он обналичил чек, получил пятьдесят центов монетами и велел одному из распорядителей выдать Скотти горсть старых потрепанных фишек, которые в казино приводили в негодность, пробивая дырку в центре, а потом они пошли к железнодорожным путям западнее вокзала «Юнион Пасифик», и Леон показал сыну, как подкладывать монетки на рельсы, чтобы колеса поездов из Лос-Анджелеса расплющивали их.

Потом они чуть ли не час бегали класть блестящие монетки на горячие стальные рельсы, отступали на безопасное расстояние и ждали поезда, а потом, когда похожий на космический корабль состав с грохотом выкатывался со станции, завывая, проносился мимо и начинал постепенно уменьшаться на западе, подбирались к рельсам и старались найти гладкие медные овалы. В первые минуты они были слишком горячими

для того, чтобы их можно было удержать в руке, и Леону приходилось складывать их в перевернутую тульей вниз шляпу, чтобы они остыли. В конце концов он объявил, что пришло время ланча. Облака на западе заметно распухли.

Они поехали дальше и обнаружили в цветном районе к западу от 91-го шоссе новое казино под названием «Мулен Руж». Леон не слышал прежде о существовании такого заведения, и цветных он не любил, но Скотти проголодался, а сам Леон уже терял терпение, поэтому они отправились туда. Сначала пришлось объяснять Скотти, что его расплющенные пенни не годятся для игровых автоматов, а потом они вошли в ресторан и заказали рагу из лобстера, оказавшееся на удивление вкусным.

Скотти съел, сколько смог, после чего принялся размазывать соус по краям тарелки; сквозь остатки пищи в середине проглянула фигура арлекина, являвшегося, судя по всему, эмблемой «Мулен Руж».

Мальчик несколько секунд рассматривал белое лицо, потом поднял взгляд на отца и сказал:

– Джокер.

Джордж Леон, не подавая виду, перевел взгляд на лицо, украшавшее тарелку сына. Андрогинная фигура арлекина походила на стандартного джокера из карточной колоды, и, конечно, он знал, что карта «Джокер» – единственная из фигур старших арканов пережила урезание старинной колоды Таро из семидесяти восьми карт до современной пятидесятитрехкарточной игральной колоды.

В былые века эта карта именовалась «Дураком» и изображала пляшущего на краю обрыва человечка с палкой в руке, преследуемого собакой, но Джокер и Дурак, несомненно, являли собой одну персону.

Один из смеющихся глаз человечка закрывал кусок омара.

– Одноглазый Джокер, – радостно добавил Скотти.

Леон поспешно расплатился по счету и вытащил сына под ливень, накатившийся на город, пока они обедали. Они поехали обратно к «Клубу Лас-Вегас», а там Леон, ощущавший себя слишком заметным в большом автомобиле, уговорил сына вылезти, и они прошли под уже слабевшим дождем несколько кварталов до бунгало на Бриджер-авеню, где они жили.

Ричард, восемнадцатилетний брат Скотти, стоял на крыше, оглядывая близлежащие улицы, и не стал смотреть вниз, когда они открыли ключом дверь и вошли в дом.

В двери кухни стояла жена Леона; улыбка на ее сухом усталом лице казалась вымученной.

– Вы рано вернулись.

Джордж Леон прошел мимо нее, сел за кухонный стол, побарабанил пальцами по пластиковой поверхности – ему чудилось дрожание в кончиках пальцев, как будто он выпил слишком много кофе, – и лишь тогда ответил:

– Начался дождь. Не дашь ли ты мне «коку»? – Он уставился на барабанившие по столу пальцы и заметил седые волоски на фалангах.

Донна с готовностью открыла холодильник, вынула бутылку и сдернула крышку приделанной к стене открывалкой.

Возможно, Скотти приободрил стук пальцев по столу, или же он захотел разрядить сгущавшееся в комнате напряжение, но он подбежал к отцу.

– «Сынок», – сказал Скотти.

Джордж Леон посмотрел на сына и подумал, что просто не станет делать того, что намеревался.

Леон почти двадцать лет трудился, чтобы достичь того положения, которое занимал сейчас, и за это время привык рассматривать людей не как себе подобных, а скорее как числовые и статистические единицы, используемые им для продвижения к цели. Лишь сегодня, рядом с этим мальчиком он начал подозревать, что в его решении имеются слабые места.