Последняя субтеррина
Шрифт:
Завернув за угол, он миновал три дома (если эти руины можно было назвать домами) После третьего из них начиналось месиво из плит, арматуры и битого кирпича, которое перегородило всю улицу. Наверное, рухнул особенно большой дом. Рууд посмотрел на фрагмент красочной облицовки, украшавшей когда-то величественное строение прежних. Несмотря на отскочившие кое-где куски мозаики, рисунок все же просматривался. Это был такой круг из желтых звездочек на синем фоне. Повернув налево, Рууд увидел поезд, замерший на частично обрушившейся железной дороге, проложенной по столбам высоко над
Проскользнув под раскуроченными вагонами, он пересек улицу и замер. До него донеслись странные, пугающие звуки. Сложно было даже сравнить их с чем-то. То ли концерт мартовского кота, то ли плач младенца. Постояв с минуту, он успокоился. Звуки доносились с круглой обезглавленной башенки небольшого здания, которое стояло напротив дороги-перекладины. Поначалу испугавший Рууда, теперь он даже показался мальчику красивым.
— Аллах акбар, аллах акбар, — донеслось из дома.
Сук представлял из себя скопище поломанных автомобильных повозок, поставленных в несколько рядов возле входа на такую же подземную железнодорожную станцию, как и Парквег. Наверное, арабы хранили там, под землей свой товар.
За его пистолет охотно предлагали шесть пластин аспирина или четыре анальгина. Давали еще какие-то неизвестные байеры, но после вопроса об экстази и тарене сразу разворачивались к Рууду спиной и переключались на другого меняющего.
На третьем ряду к нему подскочил шустрый меняла в широком балахоне.
— Слюшай, уважаемый, «герыч» или «кокс» менять будешь? — говоря это, он распахнул широкую полу своего странного одеяния. — Мала, мала не дам. Многа дам.
— Не, не надо, — Рууд с сомнением посмотрел на пакетик с порошком, который меняла извлек из одного из многочисленных кармашков, пришитых с внутренней стороны балахона. Ни про «кокс», ни про «герыч» Дирк ничего не говорил.
— Хозяин-барин, — меняла тотчас растворился среди повозок.
Наконец, поторговавшись, мальчик обменял таки свое оружие на несколько пластин байеров из списка Дирка и выбравшись с сука, поспешил обратно в подвальчик Яапа.
Вима там уже не было, и на все расспросы мальчика никто не мог вразумительно сказать, куда он делся. Приехали. Куда теперь? Рууд присел на пустую лавку.
— Наш юный гость ничего не желает? — Яап, не дожидаясь ответа, сделал знак дочке и та скрылась на кухне, — крысиные отбивные, рагу из воробьев, собачьи ножки или может быть настоящий омлет из настоящих куриных яиц?
— Сколько за омлет?
— Байер анальгина, — ответил Яап, покосившись на пластины, зажатые в руке у мальчика.
— Не, чего-нибудь рыбного.
— Рыбного, — сморщился владелец забегаловки, — ну этого добра у нас навалом, но настоящий мужчина должен есть мясо.
У, старый пень. Хрен ты меня разведешь. Хотя…
— Порцию рыбы и парочку крысиных отбивных.
— Что будете пить, молодой человек? Пиво, пшеничный самогон или вино? Есть несколько отличных бутылочек, привезенных из земель Франков. Вообще-то его мы предлагаем только постоянным посетителям, но учитывая, что ты друг Вима…
— А пиво, откуда? — решил сумничать Рууд.
— Самое
— Одну кружку. Сколько за все?
— Два Байера анальгина.
— Один, и аспирина.
— А ты, я гляжу, малый не промах, — Яап рассмеялся. — Без году неделя в городе, а в байерах уже разбираешься.
— А откуда вы знаете, что я в городе недавно?
— Все очень просто. Города ты не знаешь, а без этого здесь не выжить никак. Забредешь например в черные земли или в подземке заблудишься и все. К тому же одет ты… Ну, в типичный деревенский походный плащ. Ну и еще там по мелочи.
Тем временем девчонка принесла миску с двумя дымящимися кусками мяса и плошку с рыбной похлебкой. Пока Рууд пытался не подавиться слюной, откусывая крысятину, она вернулась с глиняной кружкой пива и села напротив. Что, она так и будет тут сидеть и на меня таращится?
Рууд расправился с мясом и, уплетая похлебку, нет-нет, да и посматривал на белокурую девчонку.
— Как тебя зовут-то, — он отодвинул пустую плошку и, обхватив ладонями кружку, отхлебнул пива.
— Маша.
— Хм. Странное имя. Масшя. Ты с востока?
— Да.
— Из пшекии что ли?
— Э-э, ну да.
— Будешь? — Рууд пододвинул к Маше наполовину не допитую кружку и зевнул. После сытного обеда Руду захотелось спать.
— Не откажусь, — она быстро допила пиво и, схватив его за руку, потащила к неприметной двери в углу.
— Куда это мы? — язык у мальчика еле ворочался.
Рууд проснулся оттого, что кто-то гладил его по голове. Возле него сидела Маша. Заметив, что мальчик открыл глаза, она устроилась рядом с ним. Некоторое время они лежали в тишине, которую нарушало только равномерное щелкание какого-то механизма прежних, висящего на стене напротив.
— Что это такое?
— Часы. Яап научил меня считать по ним время, как это делали прежние.
— А зачем они считали время?
— Зачем они — не знаю, но мне нужно считать время, чтобы… ну чтобы не задерживаться здесь дольше положенного.
— Ты все время говоришь Яап. Разве он не твой отец?
— Он мой приемный отец. Яап взял меня к себе, когда мама умерла.
— А отец?
— Отца совсем не помню. Да и не рассказывала про него мне мама. А вот про деда она мне много рассказывала. Очень он любил мою бабушку. Ее Ксения звали. Она в Амстердаме на улице красных фонарей работала. А потом, когда война началась, Амстердам за три часа затопило. Дед с бабкой спаслись. Все-таки он военным был. Потом они сюда переехали. У них такая любовь была. Он ее все время так ласково звал. Ксюша.
— Ксусча, — попытался повторить Рууд. — Все бы вам девчонкам про любовь, — проворчал он.
— Да. А что? Вот дедушка ее так любил. Когда она умерла, он даже в монастырь ушел. Мама с ним не пошла. Она…
— Постой. Как твоего дедушку звали?
— Хендрик. А что?
Рууд промолчал. Он долго изучал узоры на обшарпанном потолке, а потом повернулся к Маше и стал гладить ее по голове.
— Так что ты говорила, твоя мама? — через некоторое время спросил Рууд.
Она на Врееденордплайн работала. Как и бабушка. Жить как-то надо было.