Последняя теорема
Шрифт:
Они дружили давно — с той страшной ночи, когда дотла сгорела школа. Наверное, пожар случился по вине парочки старшеклассников, куривших в кладовке, что было строго-настрого запрещено.
Как и всех прочих людей, оказавшихся поблизости и способных поднять хотя бы щепку и бросить ее в кузов грузовика, Ранджита привлекли к срочным спасательным работам. Это был грязный и тяжелый труд. Не слишком мускулистым подросткам приходилось носить обломки досок, и они получили немало порезов, ссадин и заноз.
Словом, плохого хватало, но было и кое-что
Когда учитель понес кошку ее владельцу, директору школы, мальчики улыбнулись друг другу. Ранджит протянул руку на английский манер:
— Меня зовут Ранджит Субраманьян.
— А меня Гамини Бандара, — радостно пожал руку Ранджита новый знакомый. — Слушай, а ведь мы неплохо тут поработали!
Когда наконец завершился нелегкий рабочий день, ребята вместе встали в очередь за кашей, а потом расстелили рядом свои спальные мешки. С тех пор они были закадычными друзьями. Этому способствовало то, что школа, где учился Гамини, сгорела дотла и всех учеников перевели в школу Ранджита. Гамини оказался просто идеальным другом. В частности, самое большое увлечение Субраманьяна, которым он не мог поделиться ни с одним человеком, совершенно не интересовало Бандару.
И конечно, было в отношениях Гамини и Ранджита кое-что еще. То, о чем Раджиту вовсе не хотелось говорить с отцом.
Ранджит едва заметно поморщился. Как ему было велено, он подошел к одной из боковых дверей храма, но там его встретил не отец, а пожилой монах по имени Сураш. Он сказал Ранджиту (пожалуй, чересчур официально), что нужно немного подождать.
Ожидание показалось долгим. Делать было нечего, кроме как внимать приглушенным голосам, доносившимся из храма, к которому Ранджит испытывал смешанные чувства.
Храм дал его отцу цель в жизни, положение в обществе и карьеру, что, конечно же, хорошо. Но все это вселило в старика тщетную надежду на то, что сын пойдет по его стопам. Однако даже в детстве Ранджит не мог впитать веру в сложный пантеон индуистских богов и богинь, чьи скульптурные изображения красовались на здешних стенах. Некоторые из них имели головы животных и необычное число рук и ног. В шесть лет Ранджит мог назвать любое из этих божеств и перечислить его способности; знал он и дни главных постов. Но это никак не связано с религиозным пылом. Просто хотелось угодить отцу, которого мальчик очень любил.
Ранджит помнил, как в детстве он просыпался по утрам, а отец вставал на рассвете и купался в храмовом пруду. Будто наяву, он видел, как обнаженный до пояса священник стоит лицом к восходящему солнцу, и слышал протяжное, гулкое «Ом». Став немного постарше, Ранджит сам выучил мантры, узнал о шести местах на теле, к которым следовало прикасаться, стал подносить воду статуям в комнате для совершения ритуала пуджа. А потом он уехал
Но не потому, что он считал профессию священнослужителя плохой. Правда, храм Ганеша Субраманьяна был не таким древним и большим, как тот, который прежде стоял на этом месте. И хотя ему было смело дано то же самое имя — Тиру Конесварам, — даже главный жрец редко называл его иначе как «новый храм». Строительство было завершено в 1983 году, и размерами здание не могло сравниться с первоначальным Тиру Конесварамом, знаменитым «храмом тысячи колонн», имевшим двухтысячелетнюю историю.
К Ранджиту снова подошел старик Сураш. Он извинился перед юношей.
— Всё эти паломники, — сказал он. — Их так много, более сотни, а твой отец, как главный жрец, обязан приветствовать каждого. Ступай, Ранджит. Посиди на Свами-Рок, посмотри на море. Через час отец придет туда, а пока…
Он грустно вздохнул, покачал головой и ушел в храм, чтобы помочь отцу Ранджита справиться с толпой паломников. Юноша остался один.
На самом деле он не имел ничего против. Целый час провести в одиночестве на Свами-Рок — это же просто подарок судьбы.
Еще совсем недавно на горе было полным-полно парочек и даже многодетных семей. Одни устраивали здесь пикник, другие приходили полюбоваться видами или просто постоять под свежим ветром с Бенгальского залива. А сейчас, когда солнце садилось за холмами на западе, кругом почти никого.
Ранджиту это было по душе. Он любил Свами-Рок, любил всю жизнь — хотя нет, признался он себе: лет в шесть или семь ему не так нравился этот прибрежный утес, как прилегающие к нему лагуны и пляжи, где можно наловить звездчатых черепашек и заставить их гоняться друг за другом.
Но это было давно. А сейчас, в шестнадцать лет, он считает себя взрослым, и ему нужно подумать о более важных вещах.
Ранджит нашел незанятую каменную скамью, сел и откинулся на спинку. Его радовали греющее спину закатное солнце и дующий в лицо бриз. Он приготовился поразмышлять о двух вещах.
На самом деле Ранджита не так уж сильно расстраивало отсутствие отца. Ганеш не сказал шестнадцатилетнему сыну, о чем именно хочет с ним поговорить, но юноша догадывался насчет темы беседы. Это одно маленькое недоразумение.
Самое обидное, что недоразумения можно было избежать, если бы только Ранджит не забыл запереть свою комнату в университетском общежитии. Тогда вахтер не смог бы в тот вечер войти и увидеть их с Ганими. Но Ранджит не запер дверь. Вахтер вошел и увидел их с Ганими, и Ранджиту известно, что Субраманьян-старший однажды побеседовал с этим вахтером. Конечно, только из желания убедиться, что у сына все в порядке и он ни в чем не нуждается. Так скажет Ганеш, если спросить. Но ведь он из тех отцов, кому хочется знать все о жизни своих детей.