Последняя точка(Удивительные свидетельства монахов и иных лиц, живыми проходивших мытарства)

Серикова Валентина

— Вы не ответили за многие его грехи! Что скажете на это?

Они ходили взад и вперед, словно звери, готовые по первой команде броситься на добычу. Их маленькие черные глазки бегали от Ангелов ко мне и обратно.

— У него еще будет шанс все исправить, — сказал один Ангел.

— Вы не имеете над ним власти, — добавил второй.

— Какой шанс?! Пусть отвечает сейчас же!

— К ответу его, к ответу!

— Вы не можете его отнять! Он наш!

Поднялся жуткий рев, который становился все тише и тише по мере нашего удаления от них. Эта мучительная обстановка действовала на меня угнетающе. Я чувствовал, что слабею и теряю силы. Страх невозможно было подчинить. Он преобладал надо мной, мучил и изматывал

меня. При каждой новой встрече с обитателями преисподней я становился сам не свой от ужаса. Он парализовывал до изнеможения и высасывал мои жизненные силы.

— Это мучительно страшно, — сказал я вслух. Я не смогу пройти до конца.

— Будь мужественен и молись. Ты сможешь. Молись Иисусовой молитвой и призывай на помощь Владычицу Неба.

После этих его слов я ощутил, как слова Иисусовой молитвы, о которой до этого момента не имел представления, сами стали произноситься во мне. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Они бежали, словно лодочка, которую я лишь слегка подталкивал. Божия благодать ощутимо коснулась моего сердца и наполнила его силой и верой в то, что все совершается по воле Божией (пауза).

Лишь только я немного успокоился, как мы приблизились к новому мытарству — мытарству чревоугодия. Отвратительные бесформенные существа на этом мытарстве были настолько мерзкими, что можно было лишиться рассудка, глядя на это воплощение зла.

Некоторые из них были размером с грузовой автомобиль. Их внешний вид напоминал утопленников, которые целый год пролежали в воде. Предводитель этого мытарства отличался от других большим размером и злобой. У него были огромные черные рога. В страшных провалах глазниц застрял пустой акулий взгляд. В своей мохнатой лапе он держал кубок с чем-то зловонным и периодически пил из него. Некоторые из бесов плясали и водили хороводы, другие что-то ели или дрались, кусали друг друга и бодали рогами. Повсюду распространялся невыносимый смрад и крик. Но когда появились мы, все собрание обратило на меня свои звериные и исполненные ненависти глаза.

— Смотрите, свежее мясо! Они захохотали и вообще вели себя словно пьяные.

— Любишь покушать? Знаем, любишь. Помнишь эти пляски? Сколько ты выпил на них кружек пива? Одиннадцать! И пытался напоить своего друга.

— Вот этот день — ты объелся так, что не мог стоять на ногах. Мы тебя поддерживали!

Они разразились адским хохотом.

— А этот день помнишь? Колян, ты идешь на сходку? Ты упился так, что валялся в луже своей рвоты.

— Сколько ты выкурил сигарет, ты помнишь? А мы помним каждый такой день.

— Помнишь этих людей? Ты напоил их.

— А этот день ты должен помнить — тогда ты впервые укололся. Конечно «за компанию»! А как же еще?

— Тогда ты объелся.

— А здесь ты упился до беспамятства.

— В этот день ты гулял с этими людьми.

— Ты не соблюдал постов! Ел оскверненную язычниками пищу. Ты не молился перед едой. Ел по ночам, прятался от других.

— Ты помнишь эти рулеты? Люблю сладкое — не твои слова?!

Это опять была игра в одни ворота. Я действительно все это делал и многое вспоминал. Каким-то удивительным образом эти синюшные жабоподобные персонажи знали обо мне все! Где, когда и с кем я пил, что пил и сколько выпил, что и когда я съел, сколько сигарет выкурил и какие наркотики пробовал. Я соблазнял других на выпивку и сигареты. Они назвали по именам людей, которые, заразившись моим дурным примером, стали наркоманами, заядлыми курильщиками или алкоголиками. Многие из них уже скончались от этого. Мои посты оказались сплошным лицемерием и фарисейством. Я пресыщался постной пищей и не соблюдал церковный устав. Они напомнили мне даже то, как в детстве я выковыривал сахарные капли с пряников. У них было записано точное количество леденцов и жвачек, их названия и даже цена, которую я за них заплатил.

Была

здесь, конечно, и ложь, которую я приметил, но в большинстве своем они действительно обладали правдивыми и детальными данными о моей жизни. Во многом мне помогла исповедь. Ангелы часто противопоставляли грехам мое покаяние. Против этого нельзя было ничего возразить — грех прощался и если больше он не повторялся, то с человека снималась ответственность за него. Но если он повторялся опять, то человек мог ответить и за то, в чем уже прежде раскаивался, так как опять оказался повинным в том же зле. К сожалению, это был как раз мой случай. Демоны наседали все сильнее и сильнее, порываясь забрать меня, как гурмана и их собутыльника. Они приводили мои нераскаянные грехи все снова и снова и требовали ответа. Казалось, та маленькая дверца спасения, через которую только и возможно было убежать, становится для меня все уже, а надежда спасения все нереальнее.

— Вы не имеете над ним власти, — сказали Ангелы в ответ.

— Он не может идти дальше!

— Пусть дает ответ!

— Да, да — пусть отвечает!

— Правосудие еще действует здесь или нет?! — заревел бесовский князь и швырнул кубком в одного из прислужников, пресмыкающихся в его ногах. Тот взвизгнул и бросил на своего владыку испуганный взгляд.

Мы отдалились от них и еще долго слышали в свой адрес проклятия, пока толпа пьяных бестий не скрылась из виду. Только сейчас, когда накал страстей улегся, я вспомнил о молитве. Крики и обвинения, состояние балансирования между погибелью и спасением, совсем не давали мне возможности молиться. Углубившись в молитву, я черпал из нее силы и утешение. Больше всего на свете я не хотел слышать этот звериный рев и видеть свиноподобные рыла, но избежать этого было невозможно.

Я весь напрягся и усилил молитву, когда услышал приближающийся и нарастающий гул. Это было пятое мытарство. Демоны некоторое время готовили свои свитки, а потом начали меня обвинять в грехах лености и различного рода небрежении о душе. Их князь возлежал на каком-то ложе и злобно сверкал глазами.

— Он всю свою жизнь провел в нерадении и лени.

— Помнишь, как ты любил поспать после обеда? Ты повторял это из года в год!

— А здесь он малодушествовал и унывал.

— Он пропускал литургии — он пил с друзьями вместо того, чтобы быть в храме! Пусть отвечает сейчас за это!

— Помнишь этот день? Ты весь день проспал после гулянки.

— Не забыл этих людей? Они просили тебя помолиться о них, а ты не молился!

Во многих из этих грехов я покаялся, и Ангелы покрыли какую-то часть обвинений, но грехов еще оставалось очень много. Я по натуре человек не боящийся работы и не склонен к безделью, а тем более тунеядству. Но в жизни всякое бывает, и за мной, как кильватер за судном, тянулся длинный шлейф моих прегрешений. Мне был представлен каждый день и количество часов, которые я провел в нерадении. Я вдруг живо увидел один эпизод, когда целый день бесцельно просидел в кресле, глядя в никуда. То что люди называют красивым и прогрессивным словом «депрессия», на самом деле элементарное уныние и строго осуждается на этом мытарстве. Бесы назвали точное количество литургий, на которых я дерзал приступать к причастию без должной подготовки.

Они сказали, сколько служб за свою жизнь я пропустил по нерадению или будучи занят какими-то посторонними делами. При этом один демон, по своему виду напоминавший смесь гиппопотама, носорога и орангутанга с огромным горбом, вышел и на церковнославянском процитировал 80 правило V Вселенского собора, повелевавшее отлучать от церковного общения лиц, пропускавших подряд три воскресных богослужения. При этом они назвали и число — сколько раз я уже должен был быть отлученным от Церкви.

— Он вообще не христианин, так как не принадлежит к Церкви! Что вы с ним возитесь? Отдайте его нам!