Последняя жатва
Шрифт:
Тайлер срывает красную трикотажную куртку с капюшоном, завязанную на талии Эли, и хлопает ею по ее заду. Она одаривает его кривой улыбкой, выхватывает куртку обратно и натягивает ее на свои плечи, покрытые бледнеющим загаром. Интересно, замечает ли он вообще, какие у нее плечи – знает ли, что на правом красуется созвездие веснушек. Именно правая рука всегда свисала вниз из открытого окна «Кадиллака» ее матери, когда они ездили по городу, развозя заказчицам косметику марки «Эйвон».
Общее у всей этой компании только одно – все они старшие сыновья и дочери основателей нашего славного
То, что ребята теперь держатся вместе, не казалось бы таким странным, если бы они дружили и прежде, однако это было не так. Но как только умер мой отец, как только они заняли свои места в совете Общества, они вдруг стали неразлучны.
Я бы никогда никому в этом не признался, но иногда я им завидую – завидую их свободе, широким перспективам, которые открывает перед ними будущее. А моя судьба, похоже, была предрешена, когда мой отец отправился на скотоводческое ранчо, неся с собою то распятие.
Газеты после трагедии вышли под заголовками «Он задумал убийство» и «Убийства в Мидленде».
Поначалу я все ждал и ждал, когда совет Общества свяжется со мной – чтобы выразить мне соболезнования или что-то в этом духе – что угодно. Но никто так и не сказал мне ни слова. Ни единого. А Тайлер был только счастлив занять мое место везде где только можно. Я полагал, что пройдет немного времени и Эли поймет, какой он козел, но, видимо, я ошибался.
Раньше она насмехалась над Обществом охраны старины не меньше, чем я сам. И порой, когда я смотрю на нее сейчас, в окружении ее нынешних дружков – подлипал и говнюков, мне кажется, что по-настоящему я никогда ее и не знал, не знал никого из них. И что сам я вообще не существую.
Когда я открываю дверь пикапа, к его капоту подскакивает мой кузен Дейл. «Если я тебе нравилась, значит, нужно было надеть мне на палец колечко. Если я тебе нравилась, значит, нужно было надеть мне на палец колечко» [3] , – назойливо и противно распевает он, вихляя бедрами у меня под носом.
Мимо идут три девчонки из начального, девятого класса старшей школы, заливаясь глупым смехом.
Я выхожу из пикапа.
– Тебе не стоит так себя вести. Ни под каким видом.
3
Строчки из песни Бейонсе «Single Ladies» («Одинокие девушки»).
– Да брось, кузен, расслабься. Они от этого тащатся, верно, девочки? – Он начинает снова вихлять бедрами, и они все оборачиваются и снова хохочут.
– Мне тяжело это говорить, но тебе здесь ничего не обломится.
– Да ладно, их же не зря называют свежачками. Они вообще ничего не секут, так что я вполне могу казаться самым крутым парнем в школе.
– Их называют свежачками, потому что им по четырнадцать
– Да брось ты, перестань вести себя, как какой-нибудь старпер. – Он тыкает меня кулаком в плечо. – Давай вместе потусим вечерком, лады?
– Не могу, у меня последняя жатва, – говорю я, закидывая рюкзак на плечо. – К тому же ты все равно сможешь сделать только одно – припарковаться у бара «Короткая прогулка» и весь вечер болтать по телефону с девушками с заднего сиденья своего пикапа.
– Я уже все продумал. Надо подлавливать их тогда, когда они чувствуют себя беззащитными – во время игры поздно ночью или когда они готовят наперегонки мороженое-ассорти из самых разных ингредиентов. Когда они в спортивных костюмах и без макияжа. Ты говоришь им, что они прекрасны, и они твои.
– Ты идиот, – говорю я, идя вместе с ним через парковку.
– Или же гений. Одно от другого отделяет только тонкая-претонкая грань. Мне было куда легче уговаривать девчонок поболтать со мной, когда ты был квотербеком в нашей школьной команде по американскому футболу. Мне достаточно было упомянуть твое имя и сказать, что ты мой кузен.
– Если точнее, то троюродный брат.
– Как скажешь. – Мимо пробегает стайка веселых школьниц, и Дейл толкает меня локтем. – Завтра важный матч в американский футбол.
– В самом деле? – Я делаю вид, будто мне невдомек, что завтра состоится самая посещаемая игра сезона. Домашний матч после долгой выездной серии игр.
В тот вечер в прошлом году мне не следовало даже выходить на поле. Ведь моего отца тогда еще даже не похоронили. Мне бы хотелось сказать, что я сделал это ради него, или ради нашего тренера, или ради нашей команды, но, если честно, я сделал это ради себя самого. И посмотрите, к чему это меня привело.
– Он не квотербек, а говно, – бормочет Дейл, пока мы обходим машину Тайлера. – Всем известно, что его взяли в команду только потому, что его папаша оплатил строительство нового стадиона.
– Если ты так любишь американский футбол, то, возможно, начать играть следовало бы и тебе самому.
– Ох, я тебя умоляю. Да ведь они бы даже не поняли, что делать с такой могучей силой. – Дейл сжимает кулак и сгибает локоть, пытаясь добиться появления бицепса, но это бесполезно. Мой троюродный брат родился с крохотным отверстием в сердце. Так что спортом ему заниматься нельзя. Так сказали врачи.
– Кстати, в нашей округе кто-нибудь случайно не начал вновь выращивать крупный рогатый скот? – спрашиваю я, стараясь говорить как можно более небрежным и беззаботным тоном.
– А что? Эти придурки что, все еще мычат на тебя? – ощетинивается Дейл.
– Что? Нет. Не знаю… мне просто любопытно. Погоди, кто на меня мычал?
– Да никто, никто, чувак, и в округе нет никакого скота. – Он старается не показать, что обеспокоен моими словами, но вид у него озабоченный. – Ведь если бы что-то было не так, ты бы мне сказал, да?
– Конечно, приятель, само собой. – И я прибегаю к своей самой убедительной улыбке, призванной заверять окружающих в том, что я вовсе не схожу с ума.