Последняя жертва
Шрифт:
Покойница… Да. Тем краем сознания, что ещё сохраняло трезвость рассудка, Ксюша начинала понимать, что от переутомления, стресса и голода грань между реальностью и вымыслом стала для неё как никогда более размытой. И сейчас, не меньше, чем самого маньяка, она боялась, что на таком «благоприятном» для этого фоне у неё начнутся галлюцинации, и она чётко начнёт видеть все эти ожившие трупы на самом деле.
Чёрт бы побрал. Ксюша всегда боялась привидений и чудовищ. В детстве она отказывалась спать одна в своей комнате, если мама не сидела с ней, читая ей сказки до тех пор, пока дочка не заснёт, а потом ещё не оставляла ночник включённым, а дверь в коридор, где горел свет – открытой. Ночник
Она ухватилась за деревянную опору.
Кажется, сзади что-то хрипело.
Ах да… это же мёртвые женщины. Души, обречённые вечно шататься рядом с местом своей насильственной смерти.
«Только не оборачиваться…»
Светильник. Бабушкин. Мамин.
Ох, чёрт, она потеряла брелок…
Ксения громко всхлипнула. Где-то рядом одна из умерших отозвалась ей таким же душераздирающим всхлипом.
И как же есть хочется.
Брелок-кот… Ей семь лет, она смотрит на витрину газетного киоска «Розпечать», и ей безумно нравится симпатичный серый котик с розовым бантиком на шее и прикольной подвесочкой. Она заворожено глядит на него – и вскоре получает от любящей мамы, а заодно и мороженое-стаканчик в соседнем киоске. Мама берет её за руку, чтобы перевести через дорогу, а Ксюша держит в руке брелок и неотрывно разглядывает, любуясь, как игриво в нем переливаются солнечные блики…
Как вокруг много солнечного света!
Она всем своим существом устремилась туда, даже не поняв, что потеряла сознание.
Очнулась Ксюша там же, где упала – в закутке у правого угла, рядом с деревянной стеной. Она застонала. Ей так не хотелось возвращаться в свою тюрьму из замечательного сна, в котором она снова была ребёнком, и в белом сарафанчике с пышной юбкой, чешках и белых колготках в полоску, радостно плясала в кружке местного ДК под «Танец маленьких утят» вместе с остальными детьми, со смехом повторяя движения учительницы-хореографа. Вика Лебедева, её лучшая подружка в начальной школе, черноволосая девочка в нарядном розовом платье из шуршащей, словно пакет, ткани, веселилась рядом, счастливо глядя то на неё, то на Галину Николаевну, улыбаясь полубеззубым ртом – тогда у неё активно выпадали молочные зубы.
Ксюша вздохнула и еле поднялась, чтобы сесть. Голова у неё закружилась. Интересно, где сейчас Вика? В пятом классе она перевелась в другую школу, и больше Ксюша о ней ничего не слышала.
Пошатываясь, она добралась до кровати и рухнула на неё, закрыв глаза. Во рту было сухо. Голова гудела. Желудок снова начало неимоверно крутить, словно там образовалась сосущая чернота, поглощающая стенки, благодаря чему орган выворачивался наизнанку. Она перевернулась на левый бок, прижала колени и груди и начала дышать как можно глубже, надеясь, что всё это поможет.
Вскоре она услышала, как вернулся хозяин дома, и невольно испытала облегчение. С тех пор, как позавчера днём он уехал, оставив ей капусту, он здесь не появлялся, и Ксюшу иногда посещал страх, что он может больше вообще не приехать. Случись с ним что – и её ждала бы голодная смерть взаперти.
На эти мысли желудок ответил ей схваткообразной болью от очередного спазма.
Интересно, захочет ли похититель сейчас ещё раз принести ей еду? Или решит проучить её после того, как она поступила
Сейчас Ксюша уже готова была пожалеть об этом. Открыв глаза, она посмотрела на стены: кое-где на них всё ещё виднелись прилипшие и засохшие останки злосчастного блюда.
С приходом маньяка в дом страх за свою жизнь вновь превратился из спящего вулкана в извергающийся, заливающий потоками лавы каждую клеточку её тела. Нервы её напрягались до предела, когда их главный центр управления – мозг – начинал перебирать всевозможные варианты того, чем может обернуться столь близкое нахождение убийцы, вплоть до самого худшего. А что самое страшное, Ксения понимала, что в том состоянии, в котором сейчас находится, не сможет противостоять ему. Главное сейчас – это, не упав от головокружения в обморок, добраться до ванной и попить воды. Вода позволяет ей поддерживать внутренние ресурсы организма хотя бы на треть от нормы. То, что она здесь есть в неограниченном количестве – на самом деле было большой удачей. Проглатывая её столько, чтобы она заполняла пустой желудок, Ксюша вспоминала случаи, когда люди выживали в экстремальных условиях, целый месяц употребляя одну воду.
Целый день сегодня она старалась находиться в пределах видимости в замочную скважину, понимая, что маньяк снова будет наблюдать за ней, и опасаясь, что если она исчезнет из поля зрения, пройдя в ванную или закуток, он зайдёт сюда. Порою Ксюша кожей ощущала его присутствие по ту сторону двери, и, всякий раз, услышав за ней шевеление, она холодела.
Сил у неё всё равно оставалось не так много; их надо было беречь, поэтому почти всё время она просто лежала на кровати, борясь с дурнотой, и время от времени проваливаясь в полубредополусонное состояние: ей казалось, что Гоша нашёл её, что он сейчас рядом с ней. Она слышала его голос, чувствовала тепло его рук и ощущала запах его груди. Но когда она пыталась дотянуться до него, обнять – просыпалась, обнаруживая, что ловит руками пустоту.
Мысли её плавно переходили к воспоминаниям реальных историй, когда похищенные женщины годами находились в заключении у психопатов, ежедневно подвергаясь гнёту, насилию, рожали от них детей… Когда она представляла себя на их месте, у неё тут же начинались рвотные позывы. Один раз её действительно стошнило – она едва успела свеситься с кроватью. Рвоты было совсем мало, и она была какая-то жёлтая – скорей всего, её рвало уже желчью.
«Кто, пожалуйста, найдите меня, чтобы это не стало реальностью. Я не хочу…»
«А ещё мне очень, очень, очень нужна еда».
И средства личной гигиены. Из таковых здесь были лишь туалетная бумага и белое хозяйственное мыло – используя такой бедный арсенал, Ксюша справлялась, как могла.
На улице зарядил дождь, и по крыши забарабанили капли.
Она стала думать о маньяке. С того первого дня, когда он взял её силой, он больше не пытался навредить ей. По крайне мере, если не учитывать, что он морил её голодом. Может, с ней он действительно решил расправиться подобным образом? И теперь с удовольствием наблюдает, как она мучается от голода, и думает, когда же она, наконец, сдохнет.
«Но он же принёс капусту! – зазвучал в голове протестующий голосок. – Может, если бы ты её съела, он угостил бы чем-то ещё?»
Ксения хмыкнула. А может, он принёс один раз ей еду, чтобы продлить её муки. Вполне в духе такого, как он: подумать, что обычные пытки он уже проводил на всех остальных, а ей вот устроит голодовку со смертельным исходом.
Или он держит её для какой-либо другой пытки, устройство для которой пока что готовит?
«И потому он каждый день уезжает».
Фух. Ксюше резко стало жарко. Предположения и домыслы насчёт его мотивов продолжали сыпаться к ней в голову.