Последствия

Батчер Джим

Господи, Боже мой! Инструкторы по основам самозащиты убили бы за такое видео, как это. Он всякий раз приближался ко мне с самым тупым агрессивным движением, которое только можно придумать, как будто отрабатывал какой-то список.

Есть множество вещей, которые я могла сделать с подарком, который он сделал мне своими руками, но в настоящей схватке я не сторонник разнообразия. Я действую быстро, просто и надёжно. Я позволила ему схватить себя за запястье, потом разорвала его хватку, поймала его в кистевой захват и немного надавила.

Этот вид захвата

не требует силы или массы. Тут всё строится только на использовании механики человеческого тела. И не имело бы никакого значения, если бы Рэй был в форме. Он мог бы выглядеть как Шварценеггер в роли Конана, но всё равно оказался бы в таком же беспомощном состоянии. Человеческие суставы устроены по одному и тому же принципу, из одинаковых материалов, и не имеет значения как много мускулов или сала на них сверху. Они уязвимы, если вы знаете, как использовать их против своего противника.

Я знала.

Три с лишним сотни фунтов вонючего, тупого и противного тела рухнули вниз на потёртый, грязный ковер в коридоре, как если бы их сбросили с крана.

Пока он лежал там, оглушенный, я выгнула его руку вверх и назад, удерживая ее выпрямленной своей второй рукой. Из этой позиции, я могла, буквально говоря, выдернуть его руку из плечевого сустава с усилием не больше того, которое требуется, чтобы толкать тележку в супермаркете. И я могла сделать ему больно — очень, если нужно будет — чтобы отбить у него охоту ко всяким глупым телодвижениям.

Будучи Рэем, он снова попробовал глупости, крича и выкручиваясь из захвата. Я, вздохнув, усилила нажим, и он и его лицо снова пережили сокрушительное столкновение с ковром. Мы повторили это несколько раз, пока Рэй не усвоил этот урок, перестав рыпаться. Видимо ему надоело чувствовать боль, когда он предпринимал попытку вырваться.

— Итак, я беседовала с людьми в нескольких домах, — тихим, спокойным голосом заговорила я. Рэй пыхтел, как двигатель.

— Знаешь, мне было бы интересно послушать, что ты можешь рассказать мне о том, видел ли ты что-то необычное или странное вчера ночью? Наверное, между двумя и тремя часами?

— Ты ломаешь мою грёбаную руку! — прорычал Рэй, — или попытался. Его голос срывался на скулёж.

— Нет, нет, нет, — сказала я. — Если я сломаю тебе руку, ты услышишь треск. Это звучит, как будто ломается ветка дерева, но чуть более приглушенно. На самом деле тебе стоит волноваться, если я вывихну тебе руку в плечевом и локтевом суставах. Это гораздо хуже. Так же болезненно, но занимает чертовски больше времени на восстановление.

— Иисусе, — сказал Рэй.

— Ты хочешь сказать, что Иисус заходил в гости с двух до трех часов прошлой ночью? Я сомневаюсь, Рэй.

— Я ничего не видел! — сказал он после того, как отдышался через несколько секунд.

— Всё верно? Господи, Боже мой, я ничего не видел!

— Ага, — сказала я, — вот теперь ты говоришь, как честный человек.

Я использовала руку, которой фиксировала его локоть, чтобы дотянуться до кармана, а затем бросила свой значок на пол перед ним.

Он долгую секунду

смотрел на него, а затем его лицо побледнело.

— Вот что теперь произойдёт, — сказала я очень спокойно. — Ты собираешься уволиться со своей работы. Ты напишешь очень милое письмо своему начальнику, а затем уберёшься из этого дома. Ты исчезнешь к завтрашнему полудню.

— Вы не можете этого сделать, — сказал он.

— Я могу сделать всё, что захочу, — ответила я. — Кому из нас, по-твоему, поверит судья, а, Рэй?

Мое принуждение незаконно. И так не делает ни один хороший полицейский, в любом случае. Но преступники всегда готовы, даже стремятся, верить самому худшему о копах. Я думаю, они чувствуют себя лучше, если им удается убедить себя, что полиция такая же, как они, только со значками и с зарплатой.

— Ты это сделаешь, так или иначе. Если ты не хочешь играть по моим правилам, я пришлю сюда городского инспектора, чтобы зафиксировать все нарушения кодекса в этом доме. Огнетушители отсутствуют. Детекторам дыма — сто лет в обед, и большинство из тех, что есть, просто свисают на проводах. Повсюду плесень и грибок. Фонари не горят. Груда мусора на улице. — Я зевнула. — И в довершение всего, на твоей парковке собираются наркоторговцы, Рэй. И я полагаю, ты в деле.

— Нет, — сказал он, — нет, это не так!

— Ну, конечно же. Это ведь похоже на тебя, не так ли? И тут ты ещё нападаешь на офицера. — Я печально покачала головой. — Поэтому, когда дом провалит проверку, может быть даже официально, тебя в любом случае уволят. И вдобавок к этому, я укажу на тебя, как на наркодилера. Плюс докладная о нападении. Как много доносов на тебе уже висит, здоровяк? Ты сможешь справиться ещё с двумя?

— Ты блефуешь, — сказал он.

— Может быть, — признала я. — С другой стороны… может быть, я просто позвоню Джону Марконе и скажу, что ты помогаешь некоторым из его уличных ребят прокручивать кое-какие сделки за его спиной.

Произнесённое имя Марконе оказывало на чикагских преступников такое же воздействие, как на набожных католиков — имена святых. Он является крупнейшей рыбой в пруду, главой организованной преступности в Чикаго — и у него это чертовски хорошо получается. Его люди боятся его, и даже полицейские воспринимают его очень, очень серьезно. Однажды он ошибётся, и чикагская полиция, ФБР, или может быть, налоговая служба, накроют его. Но до тех пор он будет опаснейшим хищником в джунглях.

Рэй вздрогнул.

— Погляди-ка, Рэй, — сказала я спокойно.

Он послушался и увидел то, что я заметила секундой раньше.

Распахнулись все двери вниз и вверх по коридору. В них стояли люди, мужчины и женщины, дети, родители, старики. Они все безмолвно стояли и наблюдали, как маленькая блондинка обращается с большим противным Рэем, как будто он непослушный ребенок.

Их глаза были очень суровыми. И сейчас в них не было никакого страха.

— Посмотри на них, Рэй, — сказала я.

Он снова послушался, и снова вздрогнул. Затем его тело расслабилось, и он обмяк.