Последыш III
Шрифт:
Предварительные беседы, — без географической привязки к местности, — состоялись еще раньше, и вот теперь накануне свадьбы, а вернее, за полчаса до полуночи, мужчины снова, уже в третий раз за день, встретились в кабинете Ингвара, просмотрели заранее подготовленные их адвокатами и финансовыми консультантами проекты соглашения, оперативно составили свой собственный итоговый документ, — прелиминарное соглашение о создании товарищества с ограниченной ответственностью [64] «Трио», — подписали его, скрепили своими печатями, выпили за успех их неожиданного, но сулящего большие прибыли предприятия и разошлись как раз с боем часов. Начинался новый день — двадцать второе сентября 1983 года.
64
Товарищество
Впрочем, проводив компаньонов, Ингвар еще на некоторое время задержался в кабинете. Перед сном ему предстояло просмотреть еще один любопытный документ. Причем интерес Бармина распространялся не только на его содержание, но и на того, кто этот документ составил. Так уж вышло, что, после встречи на рассвете, Бармину в тот день больше не удалось поговорить с Ульрикой. С ней, правда, по очереди то прогуливались в парке, то обменивались мнениями за чашечкой кофе с пирожными и горьким шоколадом его женщины. Причем, не только «взрослые тетеньки», то есть, Варвара, Елена и Ольга, но и «почти девочка, которая уже не девочка» — Маша Полоцкая. Она, к слову, оказалась замечательным переговорщиком и отличным шпионом, невзначай выспросив равную ей по знатности гостью о ее вкусах и пристрастиях, о материнских заботах, то есть, в первую очередь о дочери, которая была ненамного младше самой Марии, о службе на флоте и предпочтениях в постели. «Дико смущаясь, краснея и бегая глазками», княгиня как бы советовалась со старшей подругой о том, как ей поступать в том или ином случае, то есть, просила поделиться с ней опытом и многовековой женской мудростью, которую сама она по малолетству превзойти еще не успела. В общем, Мария оказалась хитрой бестией и беспрецедентной интриганкой, о чем прежде никто даже не догадывался. Но, возможно, все дело было в том, что эти свои способности она не применяла, — во всяком случае, не применяла в полную силу, ни к Бармину, ни к его домочадцам. А вот кронпринцесса, была для нее «мало что старуха», так еще и конкурентка, а потому «никто и звать ее никак», и делать с ней поэтому можно все, что в голову взбредет.
В результате, проводив своих компаньонов по «Трио», Ингвар имел удовольствие ознакомиться с аналитической запиской, составленной княгиней Полоцкой на основе отчетов о встречах с кронпринцессой, полученных от других его невест, а также на ее, Марии, личных впечатлениях. Две страницы плотного, — в один интервал, — машинописного текста, составленного грамотно во всех смыслах этого слова. И вот, что удивительно, эта юная проныра увидела, похоже, то, на что другие более опытные наблюдатели не обратили внимания:
«В герцогине Сконе — писала Мария Полоцкая в заключительной части своей записки, — есть сильное желание быть „слабой“ женщиной, но жизненный опыт сделал ее, прежде всего, мужчиной. Сейчас эти два начала находятся в шатком равновесии, но, по моему мнению, конфликт между ними неизбежен, а возможно, уже происходит в настоящее время. И я не берусь предположить, каким будет исход этой коллизии [65] ».
«Славная девушка, — решил Бармин, прочтя завершающий абзац. — Прирожденный психолог при всех своих прибабахах. Надо будет проследить, чтобы поступила в университет… Хотя это теперь вряд ли возможно. Придется нанять ей профессоров частным образом. И с этим не стоит затягивать. Пусть лучше учится, чем дурью мается!»
65
Коллизия — в данном случае, — это столкновение противоположных сил, взглядов, стремлений, интересов.
Мысль о профессорах оказалась, однако, весьма плодотворной, поскольку Бармин вдруг сообразил, что никто не мешает ему нанять себе тоже двух-трех учителей, чтобы наконец разобраться в хитросплетениях политической жизни в империи и вне ее пределов, в истории и географии его новой/старой родины, а также в вопросах экономики и финансов, с которыми он сталкивается теперь буквально каждый день.
«Стоящая идея, — решил Ингвар, наскоро обдумав возможные варианты. — И чего это я до сих пор тупил? Я же парень молодой: только-только исполнилось девятнадцать лет. К тому же по легенде совершенно необразованный. Никто даже не удивится, если найму себе частных учителей! Экономика и финансы, политическая история, геополитика и… — задумался на мгновение. — И, пожалуй, что-нибудь вроде введения в искусство войны».
Чем должно было быть это последнее, Бармин пока не знал, поскольку никогда не служил в армии и очень приблизительно
— Хочу открыть домашнюю школу, — поделился он своими планами с Ольгой. — Три-четыре профессора, два-три дня в неделю, во вторую половину дня. Скажем, от ужина до отбоя. Что думаешь?
— Отбой в котором часу?
— В полночь.
— Что будем изучать? — Ольга не удивилась или попросту не подала виду.
За прошедшие месяцы она довольно сильно изменилась. Не она одна, но у Ольги изменения были наиболее очевидны. Варвара и Елена лишь обрели возможность быть самими собой. Открыть наконец то, что каждая из них прятала от враждебного им мира, будь то собственная родня или князь Глинский, «подруги» и «друзья» по лицею и университету и прочие все. Но кем бы они ни представлялись окружающим, они обе являлись уже сформированными личностями, женщинами, имевшими в душе крепкий стержень. Жить им с этим было трудно, но, как только появилась возможность сбросить «лягушачью шкурку», все стало на свои места. Оттого, должно быть, они и смогли так быстро перейти на сторону Ингвара. А вот Ольга такого опыта не имела. И никакого особого стержня у нее не было. Но, пристав к Менгдену, она неожиданно, — возможно, даже для самой себя, — начала меняться, и Бармин должен был признать, что происходившие в ней изменения ему по душе. Раньше ему нравилась ее внешность, сейчас же он начал уважать и ее личность, и чем дальше, тем больше чувствовал по отношению к ней особый род привязанности, начинавший напоминать самую настоящую любовь. Но, разумеется, эта любовь отличалась от тех чувств, которые он испытывал к Варваре, Елене и Марии. Каждую из них он любил, но в каждом конкретном случае его любовь была уникальна, как уникальны были и его женщины.
— Что будем изучать? — как о чем-то само собой разумеющемся, спросила Ольга.
— Собираешься ко мне присоединиться? — усмехнулся в ответ Бармин.
— Считаешь, что не надо?
— Считаю, что не помешает.
— Так что будем учить?
— Геополитику, политическую экономию, военное искусство и финансы. Впрочем, экономика и финансы — это не для тебя.
— Ну, почему же, — улыбнулась Ольга. — Если занятия будут проводить хорошие специалисты, то мне тоже не помешает обновить полученные в университете знания. А сейчас пойдем спать, завтра будет трудный день…
— Уже сегодня, — поправил ее Бармин, взглянув на часы.
— Тем более, Инг, — кивнула женщина. — Тем более!
Свадьба проводилась по, так называемой, новой, — а на самом деле, сильно укороченной, — версии древнего обряда, потому что, если делать все, как «предки заповедали», никаких сил не хватит. Не говоря уже о том, что ни у Бармина, ни у Глинских не было времени на все эти танцы с бубнами. Терпения, к слову, тоже. Поэтому начали в семь утра на площадке перед замковым хофом [66] , довольно старым, — построенным никак не позже XVIII века, — но все еще крепким языческим храмом, сложенным из потемневших от времени лиственничных бревен. Храм был небольшой, но производил сильное впечатление, как своей архитектурой, — Бармин сразу вспомнил русское деревянное зодчество в Кижах, — так и великолепной резьбой по дереву в древнескандинавском стиле.
66
Хоф (др. — сканд. hof) — существительное, использовавшееся северными язычниками для обозначения храма. Хофы находились в частном владении и во главе них стояли ховгоди.
Перед хофом, разделившись на две группы, — одна против другой, — встали две брачующиеся семьи, Глинские и Менгдены, а гости, напротив, отошли в сторону, чтобы смотреть на церемонию, но при этом никому не мешать. Первыми, по договоренности, начали Глинские. Петр с двумя друзьями, несшими каждый по богато украшенному сундучку, подошел к отцу, поклонился в пояс и попросил дозволения жениться на графине Варваре Менгден. Нестор, разумеется, разрешил и, передав Петру третий сундучок, отправил «вести переговоры» с семьей невесты, то есть с Ингваром, двумя его сводными бабушками, — баронессой Елизаветой фон Менгден и боярыней Марфой Аленкиной, — двоюродной сестрой Стефанией и добавленным для антуража Конрадом Менгденом бароном фон Лагна.