Послушник и школяр, наставник и магистр: средневековая педагогика в лицах и текстах

Матулис Т. Н.

ПРАВДИВОЕ СЛОВО

Вот что они [3] предписывают: пусть к нам не вступит ни один образованный, ни один мудрый, ни один разумный человек; все это у нас считается дурным. Но если есть невежда, неразумный, несовершеннолетний, пусть он смело придет. Считая только такого рода людей достойными своего бога, они, очевидно, хотят и способны привлечь только малолетних, низкородных, необразованных, рабов, женщин и детвору. А ведь что плохого в том, чтобы быть образованным, интересоваться учением лучших людей, быть и казаться разумными? Разве это не скорее нечто прогрессивное, посредством чего лучше доходить до истины? Но мы видим обычно, что те, кто выражают и распространяют на площадях самые беззастенчивые вещи, никогда не присоединяются к собранию разумных людей и не смеют среди них обнаруживать свои учения, но если они завидят

юнцов или сборище домашних рабов, или кучку неразумных людей, туда-то они проталкиваются и там красуются. Мы видим, что и в частных домах шерстобитчики, кожевники, валяльщики, самые грубые мужланы в присутствии старших и более разумных господ не смеют рот раскрыть; но, когда им удается заполучить к себе отдельно детей и каких-либо глупых женщин, они им рассказывают диковинные вещи, что не надо оказывать почтение отцу и учителям, а слушаться только их самих; те, мол, глупости болтают, у них мысль парализована, они, в сущности, не знают и не умеют делать ничего прекрасного, находясь в плену пустых предрассудков; зато только они сами знают, как надо жить; если дети их послушаются, они будут счастливы, и дому явится счастье. А если во время таких речей они увидят, что подходит кто-либо из проводников просвещения, кто-либо из людей разумных или сам отец, то более осторожные из них стушевываются, а более дерзкие подстрекают детей сбросить узду, нашептывая, что в присутствии отца и учителей они не захотят и не сумеют проповедовать детям добро, ибо, дескать, их отталкивает низость и упорство (отца и учителей), окончательно испорченных, безмерно злых и наказывающих их; поэтому, если они хотят, им надо, оставив отца и учителей, уйти с женщинами и с детьми-товарищами по играм в женское помещение, в сапожную или валяльную мастерскую, чтобы там обрести совершен ство. Такими речами они убеждают.

3

христиане

А.Б. Ранович. Первоисточники по истории раннего христианства. М., 1990. С. 187–188.

Die griechischen christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhunderte. Hrsg. von Paul Kottschau. Bd. 2–3.
– Leipzig, 1899.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

1. Что отвергали христиане — образование или образованность? Или и то и другое вместе?

2. Почему автор, пишущий для населения Римской империи, считает христиан необразованными?

3. Почему необразованность выглядит в глазах Цельса сильным аргументом против христиан?

4. Какие еще аргументы против христианской пропаганды выдвигает Цельс?

5. Как относились ранние христиане к семейному воспитанию? Почему?

ЛИБАНИЙ (314–393)

Крупнейший ритор и один из последних идеологов античности, Либаний родился в Антиохии, культурном центре греческого Востока и всей Римской империи, распавшейся через два года после смерти Либания на Западную и Восточную. Семья его принадлежала к высшей городской аристократии, но она сильно пострадала от репрессий во времена императора Диоклетиана. Получив традиционное воспитание, Либаний в возрасте пятнадцати лет увлекся риторикой. Окончательно решив заняться искусством красноречия, он в 336 г. отправился в Афины и через пять лет стал преподавателем, странствующим по различным городам Греции и Малой Азии. Наибольший успех имела открытая Либанием школа в Никомидии, где он был наставником Василия Великого, Григория Нисского, будущего императора Юлиана.

После победы в состязании риторов Либаний был приглашен в Константинополь в качестве императорского ритора. Однако спустя пять лет добился разрешения жить в своем родном городе Антиохии. Он становится городским наставником, оратором и педагогом. Впоследствии ему присвоили титул префекта претория, приравнявший его к высшим сановникам Римской империи.

Последние годы жизни Либания были омрачены падением престижа светского ораторского искусства, сокращением числа учеников в риторских школах. Именно в это время, 388–393 гг., им написана «Автобиография», где достаточно ярко обрисован уходящий идеал античного образования как подготовки воспитанного на классических литературных образцах общественного человека, владеющего мастерством оратора. В нашей антологии мы приводим отрывок из «Автобиографии», в котором Либаний описывает свое детство.

ЖИЗНЬ, ИЛИ О СОБСТВЕННОЙ ДОЛЕ

4. …Отец мой, имев трех детей, из коих я был средним, умер раньше зрелого возраста. Получил он в приданое небольшую часть из значительного состояния, и тотчас в распоряжение им вступает отец матери. Мать же, побоявшись недобросовестности опекунов и вследствие скромности, необходимости входить с ними в переговоры, сама желая

нам быть всем, все прочее попечение сохранила вполне за собою ценою большого труда, а за ученье платила деньги наставникам и не умела сердиться на ленивого сына, считая делом любящей матери никогда ни в чем не огорчать свое чадо, так что большая часть года у меня уходила на прогулки по полям скорее, чем на ученье.

5. После того как у меня прошло таким образом четыре года, я достиг пятнадцатого года, и мною овладела горячая любовь к красноречию, и в такой степени, что утехи полей были забыты, проданы голуби, ручные птицы, страсть к коим способна заполонить юношу, состязания коней, сценические представления — все было в забросе. И чем я особенно поразил и молодежь и стариков — я воздерживался от посещения тех единоборств, где падали и побеждали мужи, которых можно было назвать учениками тех трехсот, что были при Фермопилах.

<…>

8. Затем опять-таки посещение школы лица, изливавшего красоту словес, доля ученика счастливого, а то, что посещал я его не так много, как бы следовало, но пока исполнял это только для приличия — посещал. А когда меня воодушевляла любовь к учению, уже не имел того, кто должен был сообщить мне его, так как тот поток уже погас, доля несчастного. Итак, тоскуя потому, кого уже не было, и пользуясь руководством тех, кто были какими-то призраками софистов24 — словно те люди, что питаются ячменным хлебом вместо хлеба высшего качества, — так как нимало не успевал, но грозила опасность, следуя слепым руководителям впасть в бездну невежества, я с ними расстался и, дав отдых душе от творчества, а языку от речей, руке же от письма, занимался только одним — заучивал наизусть произведения древних при содействии человека, одаренного чрезвычайною памятью и способного делать юношей сведущими в красотах тех писателей. И я настолько ревностно был привержен к тому, что даже когда он отпускал юношей, не покидал его, но и на пути через площадь в руках у меня была книга. Учителю даже приходилось прибегать к настоятельному требованию, которым он в ту минуту явно тяготился, а позднее хвалил.

9. Так прошло 5 лет, в течение коих вся душа моя обращена была к этим занятиям, и божество содействовало тому, не прерывая хода учения…

<…>

11. Итак, когда в душе образовался запас произведений людей, могуществом своего слова больше всех прочих вызывавших общее восхищение, и меня потянуло к действительной жизни… а был у меня друг… Ясион, поздно приступивший к риторике, но в своем трудолюбии обретавший удовольствие не менее кого-либо другого, — этот Ясион чуть не ежедневно рассказывал мне о том, что слыхал от людей старшего поколения об Афинах и тамошней деятельности, сообщая о каких-то Каллиниках и Тлеполемах и мощи слова немалого числа других софистов и о речах, в каких они одерживали победы друг над другом или терпели поражения. Под влиянием этих рассказов душой моей овладевало горячее желание посетить этот город.

12. …Я полагаю даже, по примеру Одиссея, я пренебрег бы ради дыма Афин и божественным браком…

Речи Либания I Пер. с греч. С. Шеста-кова. Казань. 1912. Т. 1. С. 4–7.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

1. Чему, когда и в какой последовательности обучался Либаний?

2. В чем различия и особенности античного, христианского и средневекового образования?

3. Сравните данный текст с «Исповедью» Августина. Как относились оба автора к риторическому позднеантичному образованию?

ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ (КЕСАРИЙСКИЙ) (329/330-379)

Творчество Василия Кесарийского — одна из вершин усвоения языческой философской культуры христианской церковью. Характерно, что вместо "наша религия" Василий часто говорит "наша философия".

Он родился в семье ритора-христианина в Кесарии Каппадокийской — центре светской и христианской учености в Малой Азии. С детства готовил себя к профессии учителя риторики, совершенствовался в лучших риторских школах Малой Азии, Константинополя, Афин. Изучив риторику и философию, вернулся около 355 г. в родной город и стал профессором риторики, писал судебные речи. Риторская практика Василия внезапно оборвалась в результате психологического кризиса: он оставил кафедру, крестился, объехал монастыри Египта и Сирии, затем сам создал в Малой Азии монастырь на р. Ирис, разработал его устав, ставший одной из моделей для более поздних азиатских и европейских обителей. Рукоположенный в 364 г., уже в следующем году он покинул монастырь, привлеченный епископом Кесарии Евсевием к управлению епархией, к противодействию ереси епископа Ария и его сторонника императора Валента (364–378). После смерти Евсевия Василий стал епископом. Он упорядочил городскую жизнь и хозяйство, вел большое строительство, стал фактическим правителем Кесарии и главой ортодоксальной церкви на всем христианском Востоке. Титул «Великий» Василий получил от современников.