Послушник

Родионов Андрей

Священник молча рассматривает меня, я невольно ежусь. С его жизненным опытом, с превосходным знанием людей он должен видеть меня насквозь.

– Так вот, – упорно добиваюсь я ответа, – ответьте, вы же знаете, что я не самый ревностный христианин: почему вы выбрали именно меня?

– Скажи, Робер, – отзывается наконец отец Бартимеус, – разве в жизни мы пользуемся одними и теми же предметами для разных целей? Вяжем спицами, рубим топором, пишем гусиным пером, время от времени обмакивая его в чернила. Господь создал людей непохожими, чтобы Церковь находила среди них нужные

инструменты для работы во славу Его. Простые монахи молятся за нас, вознося хвалу Иисусу. Монахи-воины в рядах рыцарских орденов сражаются во славу Божию, реками проливая свою и чужую кровь. Ученые в тиши монастырей придумывают способы усилить нашу Церковь. Тебе известно, конечно же, кто изобрел порох?

– Монах Бертольд Шварц, – тут же отвечаю я.

– Вот именно. Каждому человеку мы найдем должное применение, лишь бы он ненавидел врагов Франции и был верным сторонником дофина Карла.

– Я не подведу, – просто отвечаю я.

Так оно и будет. В прошлой моей жизни, которая осталась за горизонтом событий, Англия всегда была врагом России, тайным, а чаще явным противником. Стоит только вспомнить бесконечную череду войн и конфликтов, в которых мы сталкивались. А Турция, которая за английское золото бесконечно воевала с русскими? А мощный поток денег на революцию?

Лондоном оплачивались сотни профессиональных агитаторов, «подпольные» типографии и десятки изданий, что расползались по всей Российской Империи! А яхты с оружием для революционеров, что преспокойно отправлялись из Бристоля к нашим берегам?

И что же я обнаруживаю, попав в прошлое? Главный враг моей новой Родины – англичане! Мало того что эти негодяи захватили полстраны, они лишили меня друга, убили единственного дорогого человека в этом мире. Настало время британцам платить по счетам. Я буду не я, если не посчитаюсь с ними за все то зло, что они уже натворили и еще натворят!

Англия – хищник Европы, ее демон. Коварный монстр, который тщательно маскируется под благородного британского денди. Противник подлый, предпочитающий бить в спину, желательно – чужими руками. Да, пару раз мы сражались плечом к плечу, но это скорее исключение. А как плакались британцы, умоляя нас выступить против Гитлера в сороковом и сорок первом! И что же? Только разгромили фашистов, эти островные ублюдки тут же объявили нам «холодную войну»!

Я долго гляжу на бесшумно закрывшуюся дверь, вспоминаю и размышляю. Как ни странно, засыпаю как убитый, едва положив голову на подушку. Ночью мне снится Гектор, я кладу руку на плечо мертвого друга и твердо говорю:

– Я отомщу!

Наутро меня вызывают в кабинет отца настоятеля. Я немного растерян, аббат здесь настолько важная шишка, что простой лекарь, пусть и благородных кровей, для него все равно что солдат перед генералом. Может, ему просто нужен доктор для совета по какому-нибудь деликатному вопросу? В приемной меня вежливо просят подождать, кроме меня тут собралось еще человек десять, половина – в накинутых на лицо капюшонах. Время от времени из дальних дверей выскальзывает неприметный монах, шепчет то одному, то другому что-то на ухо, и те, следуя полученным приказам, либо

заходят в высокие резные двери, либо незаметно исчезают. Наконец очередь доходит до меня.

– Следуй за мной, сын мой, – шепчет на ухо человек в капюшоне.

Я бросаю быстрый взгляд на сухое, мнимо расслабленное лицо с внимательными серыми глазами. Руки у монаха, хоть и прячет в широкие рукава, перевиты толстыми жилами. Про таких говорят – «глаза на затылке», сам – как сжатая пружина, будто постоянно ждет нападения отовсюду. Я иду, машинально соображая, был бы у меня шанс, напади я внезапно? Усмехнувшись, решаю, что нет.

Гаспар де Ортон высок и широкоплеч, движения полны скрытой силы. У него лицо полководца, а не священнослужителя: гордый взор, длинный нос, толстые щеки, что ничуть его не портят, крупный твердый рот и широкий тяжелый подбородок.

– Подойди, – рокочет он.

У аббата взгляд волка, мрачно рассматривающего полевую мышь. Я невольно ежусь.

– Сын мой, – издалека начинает настоятель, – любишь ли ты Францию всем сердцем, как подобает доброму католику и настоящему арманьяку?

М-да, что тут ответишь, очевидно, отец Бартимеус уже доложил о результатах нашей ночной беседы. Потому я выпрямляюсь еще сильнее и четко, как на плацу, отвечаю:

– Готов выполнить любое задание любимой Родины в самом далеком уголке обитаемого мира.

Аббат недоуменно косится на отца Бартимеуса, тот успокаивающе бормочет:

– Спокойнее, Робер, не волнуйся так.

Аббат переводит на меня безжалостные глаза политика, размеренно продолжает:

– Робер, мать наша Католическая церковь в моем лице предлагает тебе вступить послушником в Третий францисканский орден. Наставником и проводником твоим будет отец Бартимеус. С ним ты уже знаком.

Я хочу ответить, властным жестом аббат останавливает меня:

– Это не простое послушничество, так что подумай трижды. Придется приложить все силы и даже сверх того, но так нужно для блага Франции и короны.

– Я готов, – просто говорю я.

Еще через минуту мы покидаем кабинет, минуем набитую людьми приемную. Уже потом я узнал, что все детали моей истории были проверены и перепроверены, а в приемной под одним из капюшонов скрывался мой брат Александр де Могуле, приказом коннетабля Франции вызванный из Турены. Затем уж ему объяснили, что он должен напрочь забыть, как видел меня живым. Младшего брата следует считать погибшим при штурме фамильного замка, вместе с остальной семьей. А если и приведется где встретить, то ни в коем случае не узнавать, не кидаться с объятиями и расспросами.

Нет, из меня вовсе не собираются лепить французского Джеймса Бонда. Массированное соблазнение тощеньких белобрысых британок, искусные кражи военных секретов – это все не для меня. Подобного рода мастера давно уже трудятся на благо отечества, не покладая рук и ног. В моем случае все гораздо сложнее: я должен стать телохранителем. Подобных мне для охраны правящего королевского семейства еще не готовили ни в одной стране мира. Итак, опустим занавес, погасим свечи! За кулисами мелькает неслышная тень – лекарь для особых поручений.