Послы
Шрифт:
— Но все они — наконец-то! — уезжают, — сообщил он.
На мгновение это известие озадачило мисс Гостри.
— Все? И мистер Ньюсем с ними?
— Еще нет! Сара, Джим и Мэмми! И с ними Уэймарш — ради Сары. Такое облегчение, даже не верится! — продолжал Стрезер. — Кажется, я этого не перенесу — такая неожиданная радость. Впрочем, неожиданная радость еще и то, — добавил он, — ну, как вы думаете, что? — то, что Крошка Билхем тоже с ними. Он, конечно, едет ради Мэмми.
— «Ради»? — удивилась мисс Гостри. — Вы полагаете, они
— Ну, если угодно, ради Меня, — пояснил Стрезер. — Он ради меня чего только не сделает, как, впрочем, и я для него — все, что в моих силах. И ради Мэмми тоже. И Мэмми для меня все, что сможет, сделает.
Мисс Гостри испустила глубокий вздох.
— Просто диву даешься, как вы умеете подчинять себе людей.
— Да, и это, разумеется, превосходно, с одной стороны. Но, с другой, полностью уравновешивается тем, как я не умею. Я ничего не добился от Сары, хотя мне и удалось вырвать у нее еще одно свидание, о котором сейчас расскажу. Правда, с остальными все получилось как надо. Ведь должен быть и у Мэмми, следуя благословенному закону жизни, свой молодой человек.
— А у бедняги Билхема? Что должно быть у него? Вы полагаете, они готовы пожениться ради вас?
— Я полагаю, что, следуя тому же благословенному закону, если они не поженятся, ничего не произойдет. Вот уж о чем у меня голова не болит.
Она сразу поняла, что он имеет в виду.
— А мистер Джим? Кто составил компанию ему?
— Ох, тут я ничего не сумел устроить, — пришлось признать Стрезеру. — Ему, по обыкновению, открыт весь мир — мир, который в конечном итоге, если послушать Джима, — о, у него тьма удивительных приключений! — необыкновенно к нему благоволит. Он, к счастью, везде — «на нашей грешной земле», как он выражается, — находит все, что ему нужно. А самое замечательное свое приключение он пережил на днях.
Мисс Гостри, уже зная, о чем речь, мгновенно связала концы с концами.
— Он побывал у Мари?
— Да, сам по себе, сразу после приема у Чэда, он — разве я не говорил вам? — отправился к ней на чашку чаю. По ее приглашению — но один.
— Совсем как вы! — улыбнулась Мария.
— Только не в пример мне он чувствует себя с нею очень уютно. — И, поскольку его собеседница не скрыла, что вполне согласна с таким наблюдением, которое дополнила и обогатила собственными воспоминаниями, добавил: — Вот мне и захотелось устроить, чтобы мадам де Вионе тоже поехала.
— В Швейцарию? В этом обществе?
— Да, ради Джима — ну и для общей симметрии. Недели на две, если бы удалось, она бы поехала. Она готова, — сказал он, следуя своему новому представлению о ней, — готова на все.
С минуту мисс Гостри молчала, вникая в услышанное.
— Она само совершенство!
— Думается, ей захочется приехать вечером на вокзал, — проговорил Стрезер.
— Проводить его?
— Вместе с Чэдом — не восхитительно ли! — как знак внимания к ним. Она делает это — он словно видел ее воочию —
Эта мысль целиком захватила нашего друга, и его собеседница выждала немного, прежде чем заметить:
— Как, короче говоря, пошла кругом у вас. Немножко. Вы ведь влюблены в нее, признайтесь? — решилась она.
— Влюблен — не влюблен… Право, это не имеет значения. Почти никакого… А уж наших отношений с вами никак не касается.
— Все-таки, все-таки, — продолжала с улыбкой Мария, — они, эти пятеро, едут, а вы и мадам де Вионе остаетесь.
— О, и Чэд, — поправил ее Стрезер. — И вы.
— Ах — я! — Она снова как-то сокрушенно вздохнула, внезапно выдав что-то затаенное, что-то, с чем не могла примириться. — По-моему, я напрасно остаюсь. В сложившихся обстоятельствах — как вы их изъяснили — я чувствую себя совершенно лишней, отторженной.
Стрезер замялся.
— Но ваша отторженность, то, что вы от всего в стороне, — позиция, которую вы сами — не так ли? — избрали.
— Да, сама. Это было необходимо… то есть так лучше для вас. Я другое хотела сказать: по-моему, вам от меня уже мало пользы.
— Как вы можете так говорить? — всполошился он. — Вы даже не знаете, как мне полезны. А когда перестанете…
— Что тогда? — спросила она.
— Тогда я сам вам скажу. А пока можете не сомневаться на этот счет.
Она на мгновение задумалась.
— Вы положительно хотите, чтобы я осталась?
— Разве я дал вам повод считать иначе?
— Нет, вы, что и говорить, очень милы со мной. Но, — пояснила Мария, — тут дело во мне. Наступает лето, и в Париже, как вы могли заметить, становится жарко и пыльно. Все разъезжаются, и кое-кто — не в Париже — ждет меня к себе. Но если я нужна вам здесь…
Она словно уже подчинилась его слову, тем не менее им вдруг овладело острое — острее, чем он от себя ожидал, — чувство страха ее потерять.
— Вы нужны мне здесь.
Она приняла эти слова, словно услышала все, чего желала, словно они принесли ей, дали ей, возместили что-то недостающее в ее положении.
— Спасибо, — сказала она просто, и хотя он, несколько отрезвев, бросил на нее взгляд пожестче, добавила: — Спасибо вам.
Это нарушило течение их беседы, и он чуть-чуть задержался с ответом.
— А вот два месяца назад — или когда это было? — вы вдруг сорвались отсюда на целых три недели. И причина, которую мне назвали, вряд ли соответствовала действительной.
— У меня и в мыслях не было, — сказала она, — что вы мне поверили. Ну раз не догадались, тем лучше.
Он отвел глаза и, насколько позволяла тесная комната, медленно погружаясь в себя, отошел.
— Я часто об этом думал, но так ни до чего и не додумался. Нет, не догадался. И вот видите, с какой бережностью я отношусь к вам: ведь ни разу не спросил вас до сегодняшнего дня.