Посмертные записки Пиквикского клуба
Шрифт:
(Подписано) Джон Смаукер».
Конверт был адресован: (пробел) «Уэллеру, эсквайру, у мистера Пиквика»; а в скобках в левом углу было написано: «Черный ход» – в качестве инструкции письмоносцу.
– Да-а... – произнес Сэм. – Это довольно-таки важно сказано, я еще не слыхал, чтобы вареную баранью ногу называли «сваре». Интересно, как они называют жареную.
Однако, не теряя времени на обсуждение этого пункта, Сэм немедленно предстал перед лицом мистера Пиквика и попросил разрешения отлучиться на этот вечер, каковое разрешение было тотчас же дано.
– Как поживаете, мистер Уэллер? – спросил мистер Джон Смаукер, грациозно приподнимая шляпу одной рукой и слегка помахивая другой со снисходительным видом. – Как поживаете, сэр?
– Недурно, поправляюсь, как полагается, – отвечал Сэм. – Ну, а вы как себя чувствуете, приятель?
– Так себе, – сказал мистер Джон Смаукер.
– А, вы работали слишком много! – заметил Сэм. – Вот этого я и боялся. Так, знаете ли, не годится, вы не должны уступать своему непреклонному духу.
– Тут дело не столько в этом, мистер Уэллер, – отозвался мистер Джон Смаукер, – сколько в плохом вине; кажется, слишком кутнул.
– О, вот оно что! – сказал Сэм. – Это очень тяжелая болезнь.
– Но каков соблазн, мистер Уэллер! – заметил мистер Джон Смаукер.
– Что и говорить, – отозвался Сэм.
– Брошен, знаете ли, в самый вихрь общества, мистер Уэллер, – сказал со вздохом мистер Джон Смаукер.
– В самом деле, это ужасно! – согласился Сэм.
– Но так всегда бывает, – сказал мистер Джон Смаукер. – Если судьба толкает вас к общественной жизни и общественному положению, вы должны ждать встречи с соблазнами, которых не знают другие люди, мистер Уэллер.
– Точь-в-точь то же самое говорил мой дядя, когда пошел по общественной линии, открыв питейное заведение, – заметил Сэм, – и прав был старый джентльмен, потому что он допился до смерти меньше чем в три месяца.
Мистер Джон Смаукер казался глубоко возмущенным этой параллелью, проведенной между ним и упомянутым покойным джентльменом; но так как лицо Сэма было невозмутимо, то он настроился на другой лад и снова стал приветливым.
– Пожалуй, нам не мешает отправиться в путь, – сказал мистер Смаукер, взглянув на медный аппарат, который пребывал на дне глубокого кармана для часов и был извлечен на поверхность посредством черного шнурка с медным ключом на конце.
– Пожалуй, не мешает, – ответил Сэм, – иначе они переварят сваре и испортят ее.
– Вы пили воды, мистер Уэллер? – осведомился его спутник, когда они шли по направлению к Хай-стрит,
– Один раз, – отвечал Сэм.
– Как вы их нашли, сэр?
– Я нашел, что они на редкость противные, – отозвался Сэм.
– Ах, вот что! – сказал мистер Джон Смаукер. – Может быть, вам не понравился кальцониевый привкус?
– В этом-вот я мало понимаю, – отвечал Сэм. Я нашел, что они очень сильно пахнут горячим утюгом.
– Это и есть кальцониевый привкус, мистер Уэллер, – презрительно сказал мистер Джон Смаукер.
– Ну, если так, то это очень невразумительное слово, вот и все, – сказал Сэм. – Может быть, и так, но я сам не очень силен в химической
И тут, к великому ужасу мистера Джона Смаукера, Сэм Уэллер начал насвистывать.
– Прошу прощенья, мистер Уэллер! – сказал мистер Джон Смаукер, доведенный до отчаяния неподобающими звуками. – Не возьмете ли меня под руку?
– Благодарю, вы очень любезны, но я не хочу лишать вас руки, – ответил Сэм. – У меня, собственно, есть привычка класть руки в карманы, если вы не возражаете.
При этом Сэм привел сказанное в исполнение и засвистал еще громче.
– Вот сюда! – сказал его новый приятель, который, по-видимому, почувствовал большое облегчение, когда они свернули в боковую улицу. – Скоро придем.
– Вот как? – отозвался Сэм, нисколько не взволнованный сообщением, что он находится неподалеку от избранных служителей Бата.
– Да, – сказал мистер Джон Смаукер. – Не робейте, мистер Уэллер.
– О нет! – сказал Сэм.
– Вы увидите очень красивые форменные одеяния, мистер Уэллер, – продолжал мистер Джон Смаукер, – и, может быть, некоторые джентльмены покажутся вам сначала несколько, знаете ли, высокомерными, но они скоро смягчатся.
– Очень любезно с их стороны, – отвечал Сэм. – И знаете ли, – продолжал мистер Джон Смаукер с покровительственным видом, – знаете ли, так как вы здесь чужой человек, пожалуй они сначала будут немного суровы с вами.
– Но они не будут слишком жестоки, не правда ли? – осведомился Сэм.
– О нет! – ответил мистер Джон Смаукер, вытаскивая лисью голову и, как подобает джентльмену, беря понюшку. – Есть среди нас веселые ребята, и они любят, знаете ли, пошутить. Но вы не должны обижаться на них, вы не должны обижаться на них.
– Я постараюсь и как-нибудь перенесу такие сокрушительные таланты, – отозвался Сэм.
– Вот и отлично! – сказал мистер Джон Смаукер, пряча лисью голову и задирая собственную. – Я вас поддержу.
В это время они подошли к маленькой зеленной лавке, куда вступил сначала мистер Джон Смаукер, а затем Сэм, который, очутившись за его спиной, начал строить ряд забавных неподражаемых гримас и проявлять другие симптомы, свидетельствовавшие о том, что он находится в завидном расположении духа.
Перешагнув порог зеленной лавки и оставив свои шляпы на лестнице в маленьком заднем коридоре, они вошли в небольшую комнату. Здесь взорам мистера Уэллера открылась великолепная картина.
Посредине комнаты были сдвинуты два стола, накрытые тремя-четырьмя скатертями разных возрастов и в разное время побывавших в стирке, разостланными так, чтобы они сошли за одну, насколько это было возможно при данных обстоятельствах. На них лежали ножи и вилки на семь-восемь персон. У одних ножей ручки были зеленые, у Других – красные, у третьих – желтые, а так как все вилки были черные, то комбинация красок производила потрясающее впечатление. Тарелки для соответствующего количества гостей согревались за каминной решеткой, а перед нею согревались сами гости, из коих главным и самым важным был, по-видимому, довольно полный джентльмен в ярко-малиновом фраке с длинными фалдами, в ослепительно красных коротких штанах и в треуголке, который стоял спиной к камину и, вероятно, только что вошел, ибо не только не сиял шляпы, но и держал в руке длинную палицу, какую джентльмены его профессии обычно поднимают наклонно над крышами экипажей.